ненавидела его: отец сломал ей жизнь. Она нуждалась в нем: отец был тем оплотом христианства, который незримо, но ежечасно поддерживал силу ее собственной веры. Грей был символом догмата, непримиримости со всей языческой мерзостью. Гвендиор не застала его умирающим, гнилым и тщедушным стариком, и в ее памяти отец навсегда остался олицетворением железной булавы, сокрушающей весь мир за стенами монастырей.
Только к глубокой ночи королева смогла наконец признаться себе, что жить стало легче. А обнаружив честность и приняв свой грех, самое время замолить его. В храме.
На рассвете по ушедшему герцогу в придворной часовне королевского замка прошло отпевание.
Ронелих испросил у слуги письменных принадлежностей. Не в пример многим знатным мужчинам Ронелих, как наследник Мэинтарского герцогства, был обучен грамоте, поэтому услугами писцов пользовался редко. Вот и сейчас мужчина сам принялся за послание сестре, которая, со слов Элайны (они постоянно поддерживали переписку), серьезно враждовала со свекром. Хотя и согласилась выхаживать старика до конца.
Ронелих крутил в пальцах перо, время от времени грызя его кончик: сочувствовать или поздравлять сестру – было неясно.
Вошел Роланд:
– А я все думал, куда ты пропал… – Брат заглянул через плечо Ронелиха на стол и почти безучастно добавил: – Кому пишешь?
– Герцогине Лигар, более известной как «сестра».
Роланд, не изменившись в лице, со скукой спросил:
– Зачем?
Ронелих не нашелся с ответом: что значит «зачем»?
– У нее есть муж, – заметил Роланд. – Правда, едва ли у него еще остались силы радовать женщин.
– Это не наше дело, – оборвал старший из братьев.
– Зато, если бы у Кэя нашлось для нее внимание и время, думаю, наша сестра-жрица была бы счастливее. Особенно теперь, когда старый Грей помер, как…
– Заткнись.
Роланд смерил брата оценивающим взглядом.
– Я зашел сказать: лошади готовы. Можем ехать.
Ронелих кивнул и мотнул головой в сторону двери. Наскоро закончив письмо, велел поживее сыскать гонца и отправился в родное герцогство.
Шиада ужинала в безмолвии – Кэй, наскоро перехватив еды, оставил ее в одиночестве, а Берада за столом вовсе не было. После ужина жрица несколько часов провела в молельне, а когда отправилась спать, в одном из коридоров замка увидела, как из покоев Берада вышла обнаженная пышнотелая служанка, закутанная в простыню. Последняя, поняв, что обнаружена, пискнула и убежала. Берад задержался в дверях, недоумевая, и вскоре узрел жену. Шиада прошла мимо с таким видом, будто сам факт нахождения рядом с мужем вызывал у нее острые приступы дурноты. Осторожно затворив дверь, герцог вернулся в комнату и, сев на кровать, громко выругался.
Заснула Шиада быстро и глубоко. Великое предначертание Второй среди жриц требует от нее прожить долгую жизнь и вложить в исполнение Замыслов все силы. Поэтому их нужно беречь.
В последующие дни Шиада украдкой бросала любопытствующий взгляд на служанку всякий раз, когда пересекалась с ней. И всякий раз женщина не осмеливалась поднять глаз. Через неделю жрица застала ее на кухне, рыдающей, уткнувшись лицом в колени старшей поварихи. Еще через пару недель жрица поняла, что служанка немного прибавила в весе.
«В конце концов, это в его природе», – рассеянно подумала жрица, минуя вечером коридоры замка. Глубоко вздохнув, постучала и вошла в спальню Кэя. Тот стоял раскинув руки – его раздевала служанка. Завидев мачеху (Кэя передернуло, едва она появилась), молодой человек велел служанке выйти.
– Чем обязан? – проговорил удивленно, когда остался с Шиадой наедине. С самого первого дня их сосуществования молодые люди условились, что никаких обращений вроде «мачехи», «матушки», «пасынка» или «сынка» не примут – в конце концов, прежде они знались вполне дружески. До выходки Берада с женитьбой.
– Хочу спросить кое-что, так, чтобы об этом никто не узнал.
– Я слушаю, – ответил молодой человек, подал Шиаде руку и проводил в кресло. Сам сел на кровать.
– Сколько у твоего отца бастардов?
Кэй выпучил на жрицу глаза, но быстро взял себя в руки.
– Два сына и дочь.
– И где они все?
– Шиада, неужели…
– Где? – спокойно повторила жрица.
– За пару недель до женитьбы отец распорядился, чтобы братья переехали к Ардену. Ну, ты помнишь его, это папин крестник.
– Зачем это потребовалось?
