— То есть он — главарь. Так. Оборванец! Дай мне сюда его кошель, и пошевеливайся. Куда удирать? — последняя реплика ударила в спину четвёртому пройдохе, который счёл за лучшее шмыгнуть к двери. — Свой кошель на стол, быстро. И этого, дырявого. Оружие. Шейные цепочки.
Под дулом револьвера тот обобрал тёплый ещё труп. Алекс обронил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Нужно нанимать слугу. Приходится самому делать всю грязную работу.
На треть стола образовалась кучка: палаш, дрянные шпаги, пара пистолетов, ножи, поясные кошели, один — приятно толстый, срезанный у главаря, который к тому же носил золотую цепь с кулоном Всевышнего.
— Вы вернёте мне то, что захватили эти грабители?
Иана спрятала усмешку. Алекс готов без зазрения совести и малейших колебаний напасть из-за угла и зарезать ламбрийца, считая всех их врагами, ради единственной серебрушки. Убить соотечественника — строго по закону, иначе страдает честь. Но добычу не выпустит, унесёт столько, сколько поднимет.
— Как вы себе это представляете, тей? Сейчас я забираю трофеи, принадлежащие мне по праву. Не у вас и не у герцога, помилуй меня Создатель, а у четверых лиходеев. Кстати, они составили опись изъятого у вас в пользу Мейкдона?
Помещик со вздохом вытащил из внутреннего кармана лист. Перечень получился внушительным.
— Замечательно! Насколько я знаю основы традиционного леонидского права, риск утраты лежит на людях герцога. Вы не можете, тей, потерять вам уже не принадлежащее. Или полагаете, я начну играть роль доброго Улафа, грабящего богатых и раздающего бедным? Увольте, я — унтер-офицер имперского столичного легиона. Эй, хозяин!
Из кучки зрителей скандала, необычного даже по меркам тех неспокойных предвоенных времён, выделился толстый простолюдин, чьё острое брюхо обтянул тёмный фартук, сверху накрытый кудлатой бородой.
— Чего изволите?
— Расчёт. На улице пять верховых лошадей, повозка с одной… спасибо за подсказку, с двумя лошадьми. И эта груда металлолома. Даю час времени — оцени реальную стоимость. Ещё через час неси половину, все сокровища — твои.
Хозяин нервно сглотнул слюну. Купив за половину цены, можно сорвать изрядный куш… Но где взять столько наличности? Алекс пришёл на помощь.
— Ладно, время до утра. Селение большое, наскребёте вскладчину. Да, чуть не забыл — в повозке крыло. Оно не продаётся, — трактирщик припустил навстречу счастью, Алекс обернулся к фиолетовому. — Предлагаю лететь с нами, синьор. Поместье — не кошель с золотом, его не увезёшь и не спрячешь в одночасье, разговора с кредитором не избежать.
Тот окончательно упал духом.
— Вынужден признать вашу правоту, синьор… Но вам это зачем?
— От избытка миролюбия, знаете ли. У меня охранное письмо для сторонников герцога из Иллинии, но оно, как показал сегодняшний вечер, не работает. Чтобы Кампест не обезлюдел от общения со мной, далее в корчмах, трактирах и тавернах я — ваш пленник, давший слово покорно следовать к Мейкдону.
Не помогло.
В трёх днях пути от Нирайна группа из четырёх теев герцогской гвардии — двух унтеров и двух прим-офицеров — не восприняла уверения блеклого всерьёз.
Помещик-крестьянин вжал голову в плечи, не пытаясь защищать свои права, Иана и Ориген потянулись к оружию, но Алекс опередил всех. Он обратился к старшему из фиолетовых, седоусому прим-офицеру.
— Я, тей Алексайон Алайн, считаю свою честь попранной неверием моему слову и прошу удовлетворения. По имени называть не буду, так как в течение десяти минут намерен заколоть вас всех четверых. Скоро выйду, а вы определитесь с порядком, кто за кем предстанет перед Всевышним.
— Блеф, — отчётливо шепнул второй прим-офицер без особой уверенности в голосе. Ещё меньше уверенности продемонстрировали унтеры, уныло оглядевшие мрачное помещение с низким жирным потолком и редкими масляными светильниками: не самая радостная картина, если думать, что она одна из последних перед смертью.
Стараясь не проявлять торопливость, фиолетовые покинули зал.
— Алекс, ты, конечно, хороший поединщик, — осторожно произнёс Ориген. — Но их четверо. Победив двух, ну — даже трёх, ты непременно устанешь. Тем более, после дневного перелёта.
— Не думаю, что дело дойдёт до драки. Мой отец учил — смотри в глаза. И в их глазах я не увидел готовности сражаться насмерть. Теперь посмотрите в мои.
Офицер вздрогнул. В тёмных глазах молодого человека плеснулась неприкрытая жестокость в смеси с озорным весельем, помноженная на славу опасного субъекта, проистекающую хотя бы из объявления о задержании.
— Ваша правда, — согласился Ориген и двинулся за северянином наружу.