осознать, что поводов для паники нет: что экипаж жив, танк не горит, двигатель продолжает работать и видимых внутренних повреждений в боевом отделении не видать. Немедленно последовал выстрел, а за ним – второй и третий. Под лязганье автомата заряжания пыльная пелена внутри танка постепенно рассеивалась.
– Ты зачем это три раза стрелял?! – заметно удивился Елин. – Контрольные, что ли, давал?
– Крайние два были фугасные, я их в сторону блокпоста запулил, чтобы румынам их жалкая жизнь медом не казалась! – четко и где-то даже весело ответил наводчик.
– Ну и на черта? – спросила Елин несколько раздраженно. – Оно тебе надо? Ведь был же ясный приказ – беречь боеприпасы…
– Извини, шеф, ну не удержался…
– Ладно, хрен с тобой и со снарядами, – выдохнул Елин, сдвинув шлемофон на затылок, вытер пот со лба и спросил: – Все живы? У всех все цело?
– Целы! – ответил в ТПУ Шостак. – Они, твари, нам прямо в лоб долбанули! Конечно, не пробили, но часть коробочек с «динамкой» снесло на хрен…
– Это хорошо, что целы, – ответил Елин, меланхоличо разглядывая местность впереди в свой ТКН-3. Вторая АМХ-10RC горела, склонив пушку к земле, хотя и не так красиво, как первая, из которой пожар уже сделал нечто невообразимое. Из ее люков выскочили четверо в незнакомом камуфляже с короткими винтовками FAMAS в руках (один из них точно был негром, а второй – тощей девкой) и тут же, словно в замедленном кино, замертво попадали на землю, срезанные автоматным огнем приднестровской пехоты, которая, казалось, только этого и ждала…
– Интересно, чего здесь негры потеряли и кто их вообще сюда звал? – философически поинтересовался Рамонь, особо ни к кому не обращаясь.
– Наверное, они нам тут опять помогают строить демократическое общество, эти политкорректные афроевропейцы, мать их так, – отозвался Елин, продолжая рассматривать горящие бронемашины.
– Рубин, я Изумруд!! Два танка справа!!! – неожиданно заорал в наушниках Елина голос Тетерова.
– Механик! – только и успел произнести Елин. Их Т-64БВ начал сдавать назад и влево, но румыны появились в их поле зрения раньше. Два покрытых уже знакомым трехцветным камуфляжем танка (один TR-580 и один Т-55), проломив забор и повалив газовую трубу, выскочили из сада буквально метрах в трехстах от машины Елина и почти одновременно выстрелили. Рамонь успел выстрелить в ответ, однако в этот самый момент в лобовую проекцию «шестедесятчетверки» ударило куда более качественно, чем в первый раз. Елин чуть не упал со своего сиденья. Похоже, оба 100-мм снаряда были бронебойными и попали-таки куда-то в лобовую броню Т-64БВ слева внизу. Машину тряхнуло так, что Елин чуть не прикусил язык, и в ее движении что-то явно разладилось, даже на слух. Спустя пару секунд Елин услышал лязг автомата и еще два выстрела Рамоня, одновременно ощутив, что танк окончательно остановился.
– Механик, в чем там дело?! – заорал Елин в ТПУ, предчувствуя нехорошее.
– Да не ори, командир, я цел, а вот левой гусенице, похоже, каюк, – доложил Шостак, который, вроде бы, действительно не пострадал и добавил: – Похоже, приехали…
Елин на это ничего не ответил, в его перископ было видно, что румынский Т-55 горит, а пытавшийся свернуть в сторону и укрыться за ним TR-580 получил прилетевший откуда-то справа снаряд (похоже, это стрелял танк Тетерова), встал как вкопанный и задымился.
– Агат, Изумруд, я Рубин! – передал Елин напарникам по взводу. – Похоже, я подбит! Остаюсь на месте для оценки повреждений! Разрешаю действовать по обстановке и индивидуально! Добивайте броню противника!
– Да некого добивать, Рубин, – доложил Агат. – Их всех уже того…
И здесь Годячко был прав. Все семь прорвавшихся в село румынских танков в этот момент были уже уничтожены, а третья уцелевшая АМХ-10RC была повреждена пехотинцами выпущенной в корму гранатой из РПГ-7, после чего брошена экипажем с минимальными внешними повреждениями. Возле нее уже крутились какие-то журналисты и оператор с камерой.
– Ладно, понял вас! – ответил Елин в эфир и, переключившись на внутреннюю связь, предложил своему экипажу: – Ну что, орлы, выходим? Надо осмотреться…
– Йес! – только и ответил на это наводчик.
С этими словами лейтенант открыл люк и вылез наружу. Только встав на твердую землю во весь рост, он вдруг понял, что у него ощутимо дрожат колени. За ним, слегка отвернув ствол пушки в сторону от диаметральной плоскости, полез из своего люка наружу и Рамонь.
В окружающем воздухе преобладали запахи горелого – железа, топлива, пороха, дерева и еще непонятно чего. Поблизости практически не стреляли, только где-то слева, метрах в двухстах несколько раз пальнули одиночными и явно не в их сторону. Основной бой продолжался довольно далеко, где-то на западной окраине села. Оба румынских танка горели. Внутри TR-580 что-то взрывалось с визгливыми толчками, похоже – боеприпасы. При каждом внутреннем взрыве из открытых башенных люков выбивало сноп пламени, длинные снопы искр разлетались далеко по сторонам.
Возле елинского Т-64БВ с видом праздных зевак стояло человек пять живописных пээмэровских пехотинцев в разномастном камуфляже, державших свои АК и РПК так, словно они нетрезвые охотники, только что завалившие лося или медведя и теперь довольно позирующие фотографу на фоне своей богатой добычи. Пехотинцы с интересом наблюдали, как из своего узкого люка на густо обсыпанную всяким мусором лобовую броню, матерясь, вылезает, садится на корточки и закуривает Вася Шостак.
