Валькирии звание первой фаворитки Рейха служило своеобразной охранной грамотой, избавляющей ее от домогательств большей части мужского населения метро и помогающей находить общий язык с лидерами других фракций, потому что все без исключения знали: обида, нанесенная любовнице фюрера, чревата серьезными проблемами.
– Хотя, я слышал, что как мужчина он так себе. – Собеседник хихикнул, но Валькирия не стала его разубеждать. Мысль о том, что он в чем-то ошибается, лишала его всезнающего ореола.
Тип, похоже, выговорился. Настала пора и ей подвести итог.
– Значит, я избранная и ты предлагаешь мне стать твоей ассистенткой?
– Ассистентом по особым поручениям, – расплылся в довольной улыбке собеседник. – Ты ни в чем не будешь нуждаться. Абсолютно ни в чем! Любое снаряжение, оружие, неограниченные средства. Единственное условие – полная и абсолютная преданность! Ну и, конечно, обращаться ко мне отныне будешь только на «вы».
– И как же мне вас величать: Режиссер или все-таки Наблюдатель? – улыбнулась Валькирия.
Наблюдатель отрицательно покачал головой.
– Большинство тех, с кем мне приходится общаться, люди военные. Или, по крайней мере, считающие себя таковыми, – он высокомерно усмехнулся. – Им не понять ассоциаций с театральной постановкой. Многие даже не знают значения слова «либретто». Поневоле приходится соответствовать. А кто такой режиссер на военном языке? Это стратег! Так меня и называй.
Валькирия прокрутила в голове новое имя. Нет, она никогда не слышала о Стратеге.
– Так что ты решила? – напомнил он о себе.
– Я подумаю.
Фразу оборвал грохот сдвоенного выстрела. Стратег вжался в кресло, его телохранители ничком повалились на пол. Их разговора никто не слышал – других посетителей в баре не было, а востроглазую подавальщицу-официантку Стратег повелительным жестом отправил в подсобное помещение, как только она поставила на стол тарелку с нарезанными лимонами.
Ему понадобилась пара секунд, чтобы осознать, что сидящая напротив женщина не собирается в него стрелять, и его испуг тут же прошел. Он оторвал взгляд от дымящегося пистолета в ее руке и оглянулся на лежащих за спиной громил, под простреленными головами которых уже появились маленькие лужицы крови.
Валькирия ожидала от него более эмоциональной реакции, но Стратег всего лишь причмокнул губами и понимающе кивнул. Потом перевел взгляд на собеседницу и утвердительно сказал:
– Как я понимаю, это было согласие. Иначе бы третья пуля досталась мне?
Ей оставалось только признать, что новый заказчик еще и чертовски догадлив.
– А как бы ты меня назвала? – спросила женщина-кошка.
Майка даже испугалась. «Неужели у нее нет имени? Но так не бывает!»
– Но ведь твоя мама… – робко начала девочка.
– Что, мама?!
Майка почувствовала, что женщине стало неприятно, неприятно и больно, но она все-таки задала свой вопрос:
– Мама дала тебе имя?
– Это было давно, – отрезала женщина. Майка сразу поняла, что она не хочет говорить о своей маме. Наверное, она умерла, и ей тяжело об этом вспоминать.
Рука женщины обхватила стоящую на столе жестяную кружку и сжала так, что побелели костяшки пальцев, а кружка смялась, словно это был и не металл вовсе, а тонкая бумага. Потом женщина опомнилась и начала выгибать кружку обратно. Майка глядела на ее руки и не переставала изумляться, какие у нее сильные пальцы.
– Один человек назвал меня гончей, – продолжая возиться с кружкой, внезапно сказала женщина.
– Гончей?
Женщина кивнула.
– Угу. Это такая собака, охотничья. Знаешь, кто такие собаки?
Майка знала. Несколько раз через их станцию проходили вооруженные люди с большими, лохматыми зверями. Звери рвались с цепей, крепко намотанных на руку хозяина, злобно рычали и лаяли на всех вокруг. Сестра потом объяснила Майке, что эти люди – фашисты с соседней Тверской, а неизвестные звери – собаки, которых фашисты разводят, чтобы те помогали им ловить, а потом загрызать пойманных пленников.
– Ты не похожа на собаку.
Женщина печально вздохнула.
– На кого же, по-твоему, я похожа?
