мадам О'Рейли, что ее покойный супруг рвал, метал и требовал результатов. Или… Или передо мной хорошо состряпанная фальшивка, которую для достоверности разбавили небольшой порцией настоящих бумаг.
Сумерки надвигались быстро. Здесь всегда так темнеет. Будто на театральную сцену набрасывают кусок черной вуали. Похоже? Мне кажется — очень. Новый мир все чаще напоминает театр, где разыгрываются пьесы из пасторальной жизни. Правда, пастораль здесь со стрельбой, драками и драмами. А кто-то неизвестный сидит в полутемной ложе. Сидит и молча наблюдает, как люди сходят с ума, уничтожая себе подобных. Наблюдает и улыбается. Паскуда… Я бы не удивился, узнай, что так и есть на самом деле.
Послышался шорох, и я поднял голову. В дверном проеме стояла Маргарет, закутавшаяся в клетчатый плед. Она была похожа на испуганного ребенка, который пробрался в спальню родителей, потому что боится спать один.
— Карим…
— Да, Маргарет! Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего страшного. Можно… можно я посижу рядом с вами?
— Да, конечно. Хотите, я приготовлю вам чаю?
— Если это вас не затруднит…
Принес две больших чашки и поставил на журнальный столик. Маргарет поблагодарила, потом забралась с ногами на диван, укрылась пледом и долго молчала, наблюдая, как я копаюсь в бумагах.
— Я никогда не любила Джеймса, — неожиданно сказала Маргарет.
— Даже так? — Я прищурился и посмотрел на нее. — Зачем же выходили замуж?
— Наши родители были дружны. Общие дела, общие знакомые… Гольф-клуб, приемы, праздники и вечеринки…
— И они заранее договорились о вашем браке, не так ли?
— Это даже не обсуждалось. С самого детства знала, что стану женой Джеймса О'Рейли. Я часто жалею, что так получилось.
— Странно. Люди говорят, что вы были идеальной парой.
— Люди многое говорят и, как правило, — ошибаются. Или видят лишь внешнюю сторону жизни. Ту, которая старательно выставляется напоказ, чтобы создать определенный образ. Например, образ успешной и дружной семьи. Эта напускная нежность по отношению к друг другу на людях и… и абсолютный холод внутри. — Маргарет поежилась, будто ей и сейчас было холодно.
— Образ лишь для карьеры? — усмехнулся я.
— И для карьеры тоже.
— Какая прелесть. Сначала люди пытаются испортить себе жизнь, а потом будут искать любые способы, чтобы создать ее заново. Зарабатывать деньги, теряя на этом здоровье, а потом тратить десятки и сотни тысяч на услуги знаменитых врачей. Все хорошо в разумных пределах. И карьера тоже хороша, пока она не ломает вашу душу, разумеется.
— А вы никогда не шли против своей совести ради карьерного роста?
— Может, вы и будете удивлены, мадам, но — нет. Не припомню я такого случая.
— И чего вы добились в жизни?
— Покоя. И ощущения, что никогда не врал самому себе. Поверьте, оно того стоит.
— У вас интересный амулет на шее. — Маргарет неожиданно сменила тему.
— Чем именно интересный?
— Это ведь молот бога Тора, не правда ли?
— Да, вы совершенно правы. Мьёлльнир.
— Немного странный талисман для… — Она запнулась.
— Для мусульманина? Это подарок. На память.
— Его подарила женщина?
— Да.
— И почему вы с ней расстались?
— Мы были людьми из разных кругов, мадам! Немаловажный фактор для общения.
— Глупости…
— Увольте меня от разных демократических заявлений, — улыбнулся я. — Мы с вами не на посольском приеме, где все мило улыбаются и говорят комплименты.
— Хорошо, будь по-вашему, Карим Шайя. — Она поднялась и аккуратно поставила кружку на журнальный столик. — Спасибо за чай. Пожалуй, пойду к себе.
— Спокойной ночи.
