Я ничего не могла понять. Откуда столько крови?
Спокойно, спокойно, видимо, просто порезалась. Но обо что?! Постаравшись не впадать в панику, я сделала глубокий вдох и снова внимательно взглянула на свои израненные ладони.
Они были сплошь покрыты ровными, довольно глубокими порезами. Горизонтальные полоски тонкой частой сеткой перечеркивали поверхность ладоней и спускались к запястьям. Меня замутило: похоже, была перерезана вена.
«Успокойся, – приказала я себе, – порез совсем не глубокий!».
Но если бы рана была глубже, я могла истечь кровью и умереть во сне! Как такое могло случиться? Разве можно перерезать себе вены и не знать об этом? Что со мной творится? Что?
Я вскочила и помчалась в ванную. Захлопнула за собой дверь, принялась рыться в аптечке. Включила воду и стала смывать кровь. Трясущимися непослушными руками кое-как наложила повязку. Выпила две таблетки обезболивающего: ладони дергало все сильнее.
Минут через пятнадцать выползла из ванны, побрела к себе в комнату. Голова кружилась, ноги были слабыми и непослушными. Только бы Азалия не вышла!
Ничего, бог миловал…
У себя я первым делом свернула комом и бросила в угол комнаты покрытое жесткими бурыми пятнами белье. Надо бы застирать холодной водой, когда Азалия уйдет.
Я села на кровать, посмотрела на свои наспех забинтованные руки и подумала:
«А если она пронюхает о том, что случилось?!»
Хорошо, допустим, от Азалии и удастся скрыть. А на работе? Только-только забылась история в деканате, Ирка понемногу отошла от случая в кинотеатре. Хотя и сейчас нет-нет да и глянет вопросительно, с опаской. А уж если заподозрит, что я пыталась покончить с собой!..
Я вскочила и закружила по комнате. Итак, что мы имеем? Комната была заперта изнутри на задвижку. Никто (речь, разумеется, шла об Азалии!) проникнуть сюда и перерезать мне руки не мог. Да и потом, я почувствовала бы боль! Несмотря на успокоительное, без которого уже просто не могла, спала я чутко.
Успокоительное… Может, это побочный эффект? Что-то вроде лунатизма? Я полезла в сумку, схватила инструкцию и стала вчитываться в мудреные медицинские термины.
Не вызывает привыкания – ну с этим можно и поспорить. Продается без рецепта, ни в каких «Списках Б», или как там это называется, не значится. Нет, таблетки ни при чем. Хотя с ними пора заканчивать. Не хватало превратиться в наркоманку.
Идем дальше. Допустим, я порезала себе руки сама, во сне. Но тогда рядом с кроватью или по крайней мере в комнате должен быть нож. Или бритва.
Я опустилась на четвереньки и стала внимательно осматривать пол возле кровати. Оглядела всю комнату, даже на полках и в шкафах посмотрела. Я всегда аккуратная, вещи не разбрасываю, все у меня на своих местах. И сегодня ничего не изменилось. Ножа или чего другого колюще-режущего не было.
Чертовщина какая-то.
Я посмотрела на часы. Скоро половина восьмого. Идти на работу в таком виде нельзя. Придется что-нибудь придумать, соврать. Пусть порезы хоть немного заживут, чтобы можно было обходиться без повязки. А позже я просто буду надевать кофточки с рукавами до кончиков пальцев. Авось, никто и не заметит.
Я услышала, как открылась и закрылась дверь в комнате Азалии. Та проснулась и прошествовала в ванную. Загудела душевая кабина, послышался звук льющейся воды. Скоро она уйдет на работу, можно будет спокойно позвонить на кафедру и договориться о паре дней за свой счет. Семен Сергеевич не откажет, он же и отпуск предлагал. Нужно только повод правдоподобный придумать.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Звонили на городской. Аппараты были почти в каждой комнате, и я почти машинально сняла трубку.
– Да.
В первую минуту подумала: какой-то хулиган решил подшутить. В трубке слышались не то шорохи, не то всхлипы, не то сдавленный смех.
– Да? – нетерпеливо повторила я. – Алло! Кто это?
– Это Зоя Васильевна! – Голос звучал незнакомо, неузнаваемо.
– Зоя Ва… Что случилось? Что-то с дядей Аликом? Ему хуже?
– Динуша, – женщина, похоже, пыталась подавить подступавшие рыдания, – Алик… Альберта больше нет.
– Как так – нет? – глупо переспросила я.
– Он умер. – Она перестала сдерживать слезы и тихо, безутешно заплакала.
– Этого не может быть! Как? Он не… Ему же стало лучше! – отчаянно закричала я, убеждая и себя, и Зою Васильевну, что случившееся – просто