клетке. Она стиснула челюсти, чтобы зубы не стучали.
– Видите, еще кровь?…
У Лиры перестало биться сердце. Они совсем рядом. Их фонарики шарят по траве. Достаточно ли хорошо они спрятались? Вдруг их заметят?
– Посматривай за крокодилами. Болото ими кишит.
– Давайте назначим Джонсона закуской.
Взрыв хохота. Лира зажмурилась. Уходите, подумала она, хотя до сих пор не была уверена, правильно ли это.
Лишь в одном она не сомневалась: сейчас она точно не хочет, чтобы солдаты увидели ее. Нет, нет, нет.
Уходите.
Внезапно раздался судорожный всасывающий звук, будто вода пыталась пробиться через засорившийся сток. На мгновение Лира оказалась сбита с толку. Она не понимала происхождение жуткого звука. Но потом она поняла, что это Кассиопея пытается заговорить.
– Помогите.
Жидкость в легких исковеркала голос, сделав его неузнаваемым.
– Кассиопея, нет! – прошептала Лира.
От страха ей стало дурно. И она уже опоздала. Солдаты замолчали.
– Помогите! – чуть громче выкашляла Кассиопея.
– Туда! – Один из солдат ломился через камыши в их сторону, и болото наполнилось вспышками света и возгласами. – Там кто-то есть.
– Оставь ее! – прошипел Семьдесят Второй.
Сейчас Лира не сопротивлялась и не спорила. Семьдесят Второй пополз в гущу травы. Лира – за ним, спеша и отчаянно извиваясь. Пока они забивались поглубже в заросли, земля содрогалась под тяжестью солдатских ботинок. Сосновые иголки царапали Лире лицо и руки и оставляли отметины на коже. От страха Лира не решалась обернуться. Она была уверена, что солдаты услышат шорох травы, однако те громко перекликались на каком-то непонятном Лире жаргоне и не обращали на другие звуки внимания.
Внезапно деревья расступились, и открылась полоса взбаламученной грязи и воды: они добрались до очередного протока. Здесь болото становилось жидким. Семьдесят Второй первым скользнул в воду, а Лира нырнула рядом с ним за миг до того, как луч фонарика скользнул по тому месту, где она только что находилась. Лира погрузилась по подбородок и невольно ахнула. Она испугалась, что теперь-то солдаты наверняка услышали ее, и потому погрузилась в воду еще на дюйм. Лучи света продолжали шарить по местности, как чьи-то огромные глаза.
Двенадцать дюймов до нее, десять…
– Вот и следы! – сообщил какой-то солдат, с треском продираясь сквозь заросли и пинком отправив в сторону хилые ветки, попавшие в пятно света. Лира поняла, что им конец. – Тут кто-то прополз!
Луч фонаря передвинулся еще ближе к воде. Он был настолько близко от ее носа, что Лира подалась назад.
– Нашел!
Яркий кружок замер. Если бы он был зверем, то мог бы лизнуть Лиру за подбородок.
Однако солдат на берегу развернулся и направился обратно.
– Мертвое или живое?
– Живое!
– Что-то не похоже.
Сколько их? Трое? Четверо? Трудно сказать. Сколько их всего – здесь, в болотах, с их фонарями, ботинками и ружьями?
– Помогите, – прохрипела Кассиопея.
– Господи Иисусе! Смотрите-ка, везде кровь! У нее, никак, пуля в спине.
– И в груди тоже. До исходного состояния это уже нипочем не восстановишь.
– Еще бы! Знаешь, как дорого они стоят? Нужна не одна сотня тысяч.
Что-то скользкое и тяжелое мазнуло в воде по руке Лиры, и она едва сдержала крик. Может, вокруг них кружат аллигаторы или змеи со скользкими черными туловищами и ядовитыми клыками?
Высоко над ними в идеально чистом небе холодно поблескивали звезды.
– Черт! Ладно… На раз-два – взяли?
– Ты чего, сдурел? Видишь, кровь? Зараза ведь именно так и распространяется.
– Только если съесть кусок. Ты голодный, парень?
Снова смех. Да, их точно трое, если не больше. Впервые в жизни вязкое темное чувство зашевелилось у нее в душе. Лира ненавидела солдат. За то, что они способны смеяться, и за то, что они боятся прикоснуться к Кассиопее. Ненавидела их непринужденную болтовню.
Может, она сама и выглядит как человек, но одновременно с этим – не естественнорожденная. Она – номер Двадцать Четыре.
