то меняло, причем кардинальным образом. Ведь прежде чем эти дети умерли, о них заботились, их любили…
А потом их тела стали расходным материалом для реплик.
Однако технология изготовления дубликатов тоже превратила Лиру и остальных реплик в нечто иное. Она помнила, как иногда через мили болот ветер доносил до них голоса протестующих. «Монстры!» – скандировали они.
Но впервые Лира ощутила не стыд, а гнев. Она не просила, чтобы ее создавали! Она являлась чудовищем, а ее ненавидели, как будто она была во всем виновата!
Что за бессмыслица!
Что за бред!
– Это бессмысленно, – произнес Семьдесят Второй, угадав мысли Лиры. – Тогда зачем нас убивать?
– Что-то произошло, – сказала Лира.
Она почти не помнила доктора Хэвена. Она видела его, наверное, пару раз. Правда, лицо доктора Хэвена она не забыла, поскольку оно всю жизнь маячило у нее перед глазами. Портрет доктора Хэвена, написанный маслом, висел в столовой. Кроме того, в холле имелась увеличенная черно-белая фотография доктора Хэвена, который щурился от солнца перед крылом G.
Они сидели в молчании. Неужели изначально ее, Лиру, «смастерили» для родителей, у которых умер ребенок? Но если так, почему они не пришли за ней? А может, они ее увидели, но она их ужаснула…
Хотя, вероятно, у них не хватило духу просто посмотреть на нее – неубедительную слабую копию девочки, которую они любили и о которой горевали.
– Она упоминает лечение, – тихо проговорил Семьдесят Второй. – Думаю, ты права. Похоже, она знала нечто, что могло бы нам помочь.
– Уже поздно, – выдавила Лира. Голос ее прозвучал гулко, словно она говорила в чашку.
– Лира… – Семьдесят Второй тронул ее за локоть, и Лира отшатнулась.
Его прикосновение обжигало физически, хотя она и знала, что такое невозможно. Его кожа – не горячее, чем у остальных. Лира отвернулась от Семьдесят Второго, усиленно моргая, и на секунду уставилась через сквер на стоящие в отдалении дома.
Конечно, там тоже жили чьи-то родители, матери и отцы – целые семьи естественнорожденных…
Лира превратила солнце, бьющее в окна, в белое пламя, и представила, как сжигает весь мир дотла, и все становится пеплом, как и Хэвен.
– В автобусе ты спрашивала, почему у меня порезы, – сказал Семьдесят Второй.
Лира удивилась. Она тотчас позабыла про свой гнев и переключилась на Семьдесят Второго. На ярком свету его кожа приобрела приятный оттенок кофе с молоком.
– Когда я был младше, я не понимал, кто я такой. Я сомневался в том, существую ли я…
Лире не требовалось ничего говорить, чтобы показать, насколько хорошо она понимает Семьдесят Второго. Она часто думала нечто подобное. Путала «оно» и «я», щипала номер Двадцать Пять, чтобы посмотреть, почувствует ли та что-нибудь. Она не знала, где заканчивается она сама и начинается их общность.
– Я думал, что я – не настоящий. А затем испугался, что меня нет и я давно исчез. Я привык… – Семьдесят Второй сглотнул и потер лоб, и Лиру внезапно пробрала дрожь.
Она тут же ощутила его страх.
– Все в порядке, – машинально пробормотала Лира.
– Я однажды стащил у врача скальпель, – продолжал Семьдесят Второй, и его передернуло. – Я спрятал его внутрь матраса – вытащил оттуда часть набивки, чтобы его никто не нашел.
Лира подумала про дыру в матрасе Большой Медведицы и про вещи, которые в нем обнаружили. А еще она вспомнила, как Медведица кричала, пока ее тайник опустошали, – она выла на одной пронзительной ноте, как сирена тревоги.
– Я привык проверять. Мне становилось лучше, когда я видел кровь. Я понимал, что я еще жив.
Семьдесят Второй поднял глаза на Лиру, и ее охватило странное чувство, как будто у нее груз свалился с плеч.
– Ты ведь хотела знать, да?
– Спасибо, – просто сказала Лира и провела пальцем от его локтя до запястья, по гребенке шрамов, чтобы показать ему, что она – как никто другой – понимает и разделяет его переживания. Только она пока не могла подобрать для этого правильные слова.
Он не отрываясь смотрел на нее. Она чувствовала его – в его присутствии мир сразу менялся. Может, он переиначивал воздух, делая его тяжелее?
Никогда в жизни ее не переполняли такие эмоции.
– Мы вернемся обратно, – еле слышно произнес Семьдесят Второй.
– Вернемся? – переспросила она.
Семьдесят Второй находился настолько близко от нее, что она вдруг испугалась и вздрогнула.
