— А я-то накупила. Жаль выбрасывать.
Спрыгнув с качелей, Мисаки шагнула в уютную песочницу рядом с горкой, подобрала зелёную лопатку, оставленную местной ребятнёй, и принялась что-то лепить.
— Что это? — спросил я.
— Гора.
И действительно, это была гора. Гора в центре песочницы, с заострённым пиком. Её склоны опускались круто, как у горы Фудзи на гравюрах Хокусая,[43] так что, казалось, малейшая тряска их обрушит. Но вскоре песочная гора была достроена до конца. Прекрасная работа из песка, сырого от вечерней росы.
Похлопав ладошками, чтобы стряхнуть песчинки, Мисаки обошла вокруг горы. Она выжидающе глянула на меня.
— Красивая гора, — сказал я.
— Кииия! — воскликнула с лёгкой улыбкой на лице Мисаки, и дала горе сокрушительного пинка, — Всё, что имеет форму, однажды рассыплется.
— Угу, — кивнул я.
Каждый вечер, день за днём, Мисаки вытаскивала из своего рюкзака книги самого разного толка. Судя по всему, она в огромном количестве брала их в библиотеке каждую неделю. Романы, сборники стихов, практические руководства и справочники попадали в её руки. Мисаки читала книги всевозможных форм и размеров, а затем зачитывала их мне.
— Итак, сегодняшняя книга — «Последние слова знаменитых людей». Как следует из названия, имеются в виду фразы, которые были произнесены выдающимися людьми перед смертью.
— Давай задумаемся, что же такое жизнь! — воскликнула она.
Фраза была театральной, и меня «убивал» талант Мисаки делать такие громкие заявления с совершенно невозмутимым видом. Но, с другой стороны, по сравнению со вчерашним «давай подумаем, в чём состоит смысл жизни!», нынешнее предложение не слишком пугало.
Сохраняя спокойствие, я предложил ей продолжать, и Мисаки немедленно принялась читать вслух.
В книге были собраны последние слова знаменитых людей со всего света, с древнейших времён до наших дней. Я слушал молча и с уважением. Читая фразы из книги, однако, Мисаки, похоже, заскучала и на полпути сменила тему.
— «Больше света…». Итак, чьи это были последние слова?
— Три… Два… Один… Время вышло! Правильный ответ — Гёте. Слишком впечатляющая фраза, не находишь? По-моему, мистер Гёте выдумал её задолго до своей смерти.
— М-может быть.
— Ладно, следующий вопрос. «Микка Тороро[44] был вкусным».
Тут я знал ответ.
— Предсмертная записка марафонца Кокичи Цубурая.
— Пинг-понг, пинг-понг![45] В яблочко! Удивительно, что ты это знаешь.
Я не могу похвастаться знанием последних слов знаменитостей, но Мисаки всё равно меня похвалила. Её, похоже, странно заинтересовало содержимое предсмертной записки.
— Микка тороро… словно какая-то шутка, как думаешь?
— Возможно, как раз поэтому людей и поражает эта записка.
— Ясно. Да, теперь мне всё понятно, — сказала она, кивая, — Тут говорится, что Цубурая, этот бегун, прямо перед смертью отправился в родную деревню. Там, с матерью и отцом, он ел растёртый батат.
— Хм.
— Наверное, всё-таки, каждому хочется вернуться в родной городок перед смертью.
— Да, кстати, Мисаки, а из какого ты города — не из этого?
— Нет, не из этого. Северная звезда там… значит, я примерно оттуда, — Мисаки показала на северо-северо-запад.
Она произнесла название города, которое я никогда не слышал, и рассказала, что это маленький городок на берегу Японского моря с населением в пять тысяч человек. По её словам, там должен был быть очень красивый мыс, который почему-то стал довольно популярным местом для совершения самоубийств.
— С тех самых пор, как какой-то именитый человек спрыгнул с утёса в эпоху Мейдзи, мыс стал Меккой для самоубийц. Говорят, каждый год оттуда намеренно прыгало или случайно падало, поскользнувшись, столько людей, что пришлось построить барьер для предотвращения новых трагедий. В детстве я ничего не знала об этом и часто играла на том откосе. Однажды я увидела там странную девушку.
Мисаки продолжала:
— Она стояла на краю обрыва, на самом верху мыса. Был прекрасный ранний вечер, небо было ярко красным. Женщина тоже была очень красива.
— И?
— Я отвела от неё взгляд на секунду, и она исчезла. Даже сейчас она мне иногда снится. Хотя возможно всё это с самого начала мне лишь померещилось. Ну то есть, у неё была такая радостная улыбка на здоровом лице. Совсем одна, она смотрела в океан на заходящее солнце. А затем, в одно короткое мгновение, я отвернулась и она исчезла. Странная история, да?
Да, странная история.
— Что же с ней могло случиться? Мне кажется, она должна была оставить хотя бы предсмертную записку, может, о тёртых бататах, или чём-то таком, — пошутил я, стараясь развеять обстановку.
— Я бы сейчас не отказалась от тёртых бататов.
— От них чесотка.
— Ага, — кивнула она.
— Но зато вкусно, да?
Беседа понемногу уходила в сторону. Я, всё-таки, тоже выбился из сил. Но Мисаки смеялась:
— Как здорово, как весело. Тебе тоже весело, Сато?
— Конечно.
— Наши занятия подходят к концу. Приближается последний день проекта, — Мисаки убрала книгу обратно в сумку, — Я рассказала тебе столько всего полезного, Сато, что ты должен уже быть в состоянии стать образцовым взрослым. Так?
Поднявшись со скамейки, она произнесла:
— Теперь тебе ясно? Почему ты стал никчёмным человеком? Почему стал хикикомори? К этому моменту ты уже должен был понять.
Я не отвечал.
— Если ты хорошенько задумаешься, то обязательно поймёшь.
Всё ещё сидя на скамье, я взглянул на неё. В парке было так темно, что виден был лишь её силуэт. Я не мог разглядеть выражение её лица.
— Время почти вышло. Я не хочу доставлять лишние хлопоты тёте с дядей, так что мне придётся уехать из города.
Она говорила совершенно обыкновенным тоном, так что я спокойно слушал её.
— И куда ты едешь?
— В другой город… Туда, где много людей. Туда, где никто меня не знает. Туда, где я никого не знаю. Так что до тех пор, пока я не уехала, Сато… Я должна сделать из тебя выдающегося человека.
Я не понимал, к чему она ведёт; но опять же, просто такой она была девушкой — любила говорить совершенно неразумные вещи.
В изумлении я потряс головой из стороны в сторону.
— Это ничего не изменит, — сказала Мисаки.
— Ладно, я понял. Я уже излечился, — всё, что мне сейчас оставалось, это попытаться убедить её в успехе её предприятия, — Благодаря тебе, я просто родился заново. Можешь забыть обо мне и жить собственной жизнью в новом городе.
Кажется, она всё равно была чем-то недовольна.
Оптимистичным тоном я заявил:
— Спасибо! Я навеки у тебя в долгу! Да, точно: хочешь взять с собой мой магнитофон? Это предмет первой необходимости, если живёшь в одиночестве. Если хочешь, я могу тебе его подарить…
— Я не об этом.
— Не об этом?
Я терпеливо ждал, что она скажет дальше, но Мисаки отвернулась от меня, больше не сказав ни слова.
Тогда я тоже поднялся.
— Ну ладно, пока.
Я зашагал по направлению к своему дому, но тут Мисаки окликнула меня:
— Стой! Погоди секунду!
— Чего?
— Давай пойдём на свидание. Это будет твой выпускной экзамен. Проверка, что ты действительно превратился в полноценного члена общества, Сато. Встретимся у станции, в воскресенье в полдень. Идём обязательно, даже в дождь!
Сделав это не терпящее споров заявление, Мисаки ушла быстрым шагом.
