я прицелилась. План заключался в следующем: размахнуться тяжелой книгой и вмазать по зловещей какашке так, чтобы она пролетела через весь туалет. Затем я рванула бы прочь и вернулась в яркий внешний мир, прежде чем мой обидчик поймет, что я уничтожила его скорбную нелепую игрушку.
21 декабря, 9:05 по центральному времени
Победа над Минотавром
Милый твиттерянин!
Годы и годы назад, сидя на замызганном унитазе в общественном туалете, я покрепче ухватила «Бигль». Я держала массивный, обтянутый кожей том обеими руками. Будто гольфистка, готовящаяся к удару через четырнадцатое поле в Сент-Донатс, или звезда тенниса, замахнувшаяся перед убойной подачей на Ролан Гаррос, я медленно подняла книгу вровень с вражеской собачьей какашкой. Волшебным образом вспухшая колбаска нахально выпирала в мою сторону, не догадываясь о неминуемой расплате. Между шлакоблочных стен эхом разносилось мелодичное
Я придала себе решимости. Я была Тесеем, готовым сразиться с Минотавром в сырых подземельях Крита. Я была Гераклом, препоясавшим чресла перед битвой с Цербером, трехглавым сторожевым псом подземного мира.
Я скомандовала себе: «Давай!»
Взметнув тяжелый том над головой и махнув им по диагонали вниз и в сторону, я изо всех сил шмякнула по собачьей какашке, тут же, не задумываясь, обратным движением звонко вмазала еще раз, но омерзительная колбаска все не отлетала. Похоже, волшебным образом увеличившись, она застряла в зазубренной дыре. Жуткий палец швыряло и мотало, он болтался во всех направлениях. За металлической перегородкой резко охнули, затем раздался вопль. Могучая сила, которая прогнула стенку в мою сторону, теперь тянула ее на себя. Исцарапанный дырявый металл отступал – попавшая в западню собачья колбаска пыталась сбежать.
Я хлестала по мерзкой какашке, наносила твердой книгой один бешеный удар за другим. В ответ невидимый противник орал и верещал. Это были животные звуки. Такой рев, вероятно, стоит на бойне; такой бессмысленный вой могут издавать как мучимая лошадь или корова, так и человек.
Осыпая градом ударов сопротивляющуюся колбаску, я заметила, что тоже ору – от ярости. Мой вопль был воплем всех детей, которых когда-либо истязали школьные хулиганы, – смесью злобы, рыданий и истеричного смеха. Бетонный пол затопило выкриками двух бойцов, зловонный воздух дрожал от перекрестного эха. Я надрывалась так, что с губ летели клочки вспененной слюны.
Несмотря на яростную агонию, мои инстинкты естествоиспытателя не отключались. Даже без очков, размытым зрением я видела, что избиваемая мерзкая какашка начала съеживаться. Она отступала, делалась все меньше и короче и вот-вот была готова исчезнуть в зазубренном отверстии. Чтобы помешать неминуемому бегству, я раскрыла «Бигль» примерно посередине и поместила разворотом точно у поникшего пальца. Мои коллеги – Карандаш и Синяя Ручка – засушили между страниц листья и цветы, сохранив образцы папоротников и трав для будущих поколений; я собралась поступить так же со своим шокирующим открытием. За миг до того, как фекальная колбаска должна была исчезнуть в дыре, я захлопнула огромную книгу. Вся окрестная унылая глушь вздрогнула от рева. В Куала-Лумпуре, Калькутте или Карачи – где бы тогда ни загорали мои родители, глядя, как их пупки заливает пот, они наверняка его услышали. От мощи этого вопля сотрясся весь мир.
Так я пленила сжимающийся истерзанный кусочек помета: его зажало в бумажной середине путешествия мистера Дарвина – по моим прикидкам, где-то в описании Огненной Земли. Я удерживала зловредную какашку, плотно сжимая том, и не оставляла попыток вытащить ее: изо всех сил дергала то в одну сторону, то в другую. Я теребила и тянула, отчего ее царапали и жевали острые неровные зубья отверстия. Хлипкая металлическая кабинка ходила ходуном, крепления расшатались, и она в любой момент могла обрушиться.
Милый твиттерянин, изредка встречаются природные феномены, которым у нас нет готового объяснения. Задача естествоиспытателя – замечать их, описывать и надеяться, что со временем необычные события получат толкование. Упоминаю об этом, поскольку далее произошло престранное: я упорно цеплялась за книгу и дергала ее из стороны в сторону, насколько позволяло тесное пространство, как вдруг книгу, по-видимому, стошнило. Между страниц брызнула струйка гадкой мокроты. Липкая беловатая рвота выплеснулась из глубин дневника мистера Дарвина. Память замедляет этот момент, растягивает секунды, словно желая показать его во всех подробностях: новый выброс – секундная пауза – и третий выброс бесцветной мокроты из книги в моих руках. Объем небольшой, однако она вылетела с такой скоростью, что я не успела среагировать. Прежде чем я посторонилась, слизь попала мне на грудь, на синюю рубашку из шамбре. Тут профессионализм мне изменил. С пятном загадочной флегмы, растекавшейся по моей плоской детской груди, я отступила с поля боя. Я бросила «Бигль», который все еще удерживал собачью какашку. Я кинулась прочь из туалетной кабинки, визжа что есть мочи.
21 декабря, 9:13 по центральному времени
Я спасаюсь бегством
