Я сижу ровно на линии ее взгляда и щелкаю суставами призрачных пальцев. Ерзаю, ковыряю в носу, грызу призрачные ногти и все надеюсь, что она только делает вид, будто не замечает меня, просто игнорирует, но в любую секунду готова рявкнуть: «Мэдисон Дезерт Флауэр Роза Паркс Койот Трикстер Спенсер! ПЕРЕСТАНЬ!»
Так или иначе, пьяная или трезвая, но вот она, Камилла Спенсер: раскинулась на диване, в руке – коктейль, на коленях – журнал-таблоид. Великолепным театральным голосом, каким она обычно разговаривает только с горничными-сомалийками и далай-ламой, мать спрашивает своего охотника за головами призраков:
– Мистер Сити, отвечайте честно: вы отыскали дух Мэдисон?
В ее интонации – ловушка, ее голос – кобра, изготовившаяся к удару.
Из-под усов мистера К. – из-под грязных клочков цвета губ – доносится:
– Мэм, я нашел вашу дочь.
В глазах матери обжигающая боль – такую видит язык, когда кусаешь пережаренную в микроволновке пиццу «Кватро стаджиони».
– Доказательства, мистер Сити, – требует она.
– Когда-то давно, – говорит мистер К., – вы съели кошачье дерьмо, и мама вытащила из вашей задницы червя, длинного, как спагетти.
Мать давится напитком. Кашляет красной гренадиновой кровью на тыльную сторону ладони, кашляет, как ее мама, моя бабушка, и сквозь кашель умудряется прохрипеть:
– Вам это сказала моя мертвая мать?
Нет, мотает головой Кресент.
– Ваш ребенок. Клянусь.
– А мой убитый отец? – спрашивает она, запивая кашель коктейлем. – Полагаю, его вы также отыскали?
Кресент кивает.
– Говорили с ним?
О боги! Еще чуть-чуть – и мой оскудоумевший от наркотиков спутник выставит меня перепуганной членовредительницей из общественного туалета.
Кресент Сити снова кивает. Он подается вперед, и свечи – снизу, как рампа на сцене, – озаряют его изможденное лицо: блики скользят по морщинам и небритому подбородку.
– Ваш папа, мистер Бенджамин, сказал, что его не убивали.
– Тогда вы, мистер Сити, – пригвождает его мама, – вы – шарлатан!
– Вы, мистер Сити!.. – восклицает мама. Она размашисто выкидывает вперед руку с выставленным указательным пальцем и тем же широким театральным жестом скидывает с колен журнал. – Вы – мошенник! – Журнал, взмахнув страницами, падает на пол обложкой кверху. – Потому что мой ребенок
Она сошла с ума. Я не жива и я – не психопат.
На заголовке журнала у наших ног: «Мэдди Спенсер воскресла». А шрифтом чуть меньше провозглашается: «И сбросила 60 фунтов!»
– Вы и не должны верить на слово, – говорит мистер К., погружает руку в смердящий нарыв кармана на джинсах, откуда извлекает пузырек со знакомым белым порошком. – Я вам
21 декабря, 12:18 по гавайско-алеутскому времени
Камилла становится туристом в загробной жизни
Милый твиттерянин!
В салоне яхты мама принимает у мистера Кресента Сити пузырек с кетамином, глубоко запускает ухоженный ноготь в белый порошок – раз, другой, третий – и занюхивает огромные дозы так мощно, что голова с уложенными волосами откидывается на лебединой шее. Лишь когда ее палец перестает попадать в бутылочку, Камилла Спенсер боком оседает на диван, теперь ее знаменитая на весь мир грудь поднимается и опускается совсем незаметно для глаз.
Не давая пузырьку выпасть из расслабленной препаратом ладони, мистер Сити подхватывает склянку с драгоценным содержимым и окликает:
– Верховная Святая мать Камилла?
Я наблюдаю уже знакомую картину: на груди Камиллы возникает пятно голубого света. Оно делается ярче, вытягивается вверх наподобие побега, кружит по спирали и вырастает до потолка. На конце синего стебля вздувается бутон и принимает форму тела – размытого и обтекаемого. Синий цвет – такой, какой видит кожа, когда забираешься меж накрахмаленных и отглаженных простыней «Пратези» – шестьсот нитей на квадратный дюйм; такой видит язык, когда ешь мяту.
