чтобы защитить себя и мать, ему придется взять на себя докучное дело – отметелить меня кулаками. Брызжет горячая заразная кровь. Отцу гадко от вида моих волос и телесных жидкостей на костяшках его пальцев, однако он полон мрачной решимости остановить мое продвижение.
Я умоляюще складываю сломанные пальцы.
– Я оторвала разбухший торчун Папчика, – признаюсь я, – и бросила его умирать в луже крови. – Я рассказываю им, что на самом деле никогда не лизала анусы на высоких задах экзотических жирафов. Что лишь выдумала роман с Иисусом. Я говорю им все. Силы тают, я хватаю руками воздух, но мольбы натыкаются на жесткие подошвы отцовских «прад». Заключенная в этот кошмар из гноя и крови, я дразню родителей. Бросаю им вызов. Предлагаю осмелиться и полюбить меня. Я проверяю, разглядят ли они в истерзанном нелепом теле хоть намек, что это – их девочка, их трудный ребенок.
Я лежу ниц перед двумя совершенствами. Показываю, каким чудовищем сделалась, и умоляю принять меня.
– Прости, что ударила тебя в ванной «Беверли Уилшира», – заклинаю я отца, а матери говорю: – Обещаю тебе похудеть.
За нами наблюдает Бабетт и тайком посмеивается. Потаскуха, полногрудый суккуб. Наблюдают и синий призрак мистера К., и трепещущий крылышками золотистый дух Феста. Я извиваюсь вокруг ног моего охваченного ужасом семейства. Медленным, словно в ночном кошмаре, движением я тяну чужие мне пальцы к маминой перепуганной лодыжке.
– Мамочка, я пришла тебя спасти.
В ответ на проявление любви отец молотит меня ногами и кулаками. Боль растекается по тощей грудной клетке. Одолженное сердце перехватывает. Течет кровь, и муки мои неописуемы.
Сказать по правде, милый твиттерянин, я всегда испытываю их любовь.
Чей-то голос окликает:
– Свеча! Мэдисон, возьми свечу!
Голос исходит от духа мистера К. Его призрачная рука направляет мой взгляд на пластиковые булыжники. Туда, куда в момент его смерти упала зажженная свечка. От фитиля занялись искусственные пенопластовые камни. Пузырящийся огонь расходится и вот-вот охватит весь храм, гору, весь материк. Сердце остановилось, однако я должна выбрать: поцеловать изъеденными больными губами напуганных маму с папой или двинуться в новом направлении и погасить быстро распространяющийся пожар.
Пока я колеблюсь, из щели между бархатными занавесями портшеза появляется изящная рука. Мелодичный голос произносит:
– Не бойтесь!
Рука – безупречный эталон руки, грациозной и неземной, – отодвигает красный бархат и открывает пассажира – прелестную деву. Юную богиню.
Пузырящееся пламя растет, охватывает новые пластиковые ступени, пенопластовый пьедестал, подножие обелиска из полистирола, а прелестная дева опускает стройные ноги на землю и сходит с кресла. На сияющих волосах покоится венок из ветвей оливы. Ее руки и ноги гладкие. Ее лицо не испорчено очками. Ее изящное тело убрано простой крестьянской туникой – знакомым синим шамбре.
Безупречная дева указывает на меня идеальным пальцем и повелевает:
– Изыди, тлетворная мерзость! Сгинь, жирная обманщица! – Она расправляет плечи и гордо объявляет: – Узрите, ибо я, Мэдисон Дезерт Флауэр Роза Паркс Койот Трикстер Спенсер, восстала из могилы, чтобы привести человечество к вечной жизни.
21 декабря, 14:31 по гавайско-алеутскому времени
Разоблачение!
Милый твиттерянин!
Прекрасная незнакомка делает прыжок. Я лежу при смерти на пластиковой земле, а она пулей вылетает из портшеза и падает точно на мой голый дрожащий хребет.
Я ерзаю, хочу высвободиться и извиваюсь, а безупречное дитя сидит на мне верхом. Примостившись стройным задом на пояснице, она бьет меня кулаками по голове, вцепляется в космы и пихает меня лицом в занявшийся от свечи огонь. На лице вспухают пузыри. От жара, точно от передозировки коллагеном, губы набухают, а кожу растягивает так, что она лопается.
Пламя очень близко, и кончик моей сальной косы начинает тлеть. Сплетенные пряди горят, словно вонючий неторопливый фитиль.
Кости сломаны… сердце болит… я беспомощна, не в состоянии подняться. На подмогу никто не приходит. Дух мистера К. стоит в сторонке по одну руку и всхлипывает. Суккуб Бабетт – по другую и вопит с демоническим воодушевлением, а скотиниты рыдают и скрежещут зубами.
Все ясно: родители меня не любят. Даже не узнают. Они любят вот
Остерегайтесь, мои досмертные последователи: если уж занял физическое тело, то должен обитать в нем до его полной кончины. Ты обязан страдать, пока полученные при жизни травмы не сделают этот сосуд нефункциональным. Другими словами, моему духу не вырваться. Я должна терпеть болезненные побои.
Я корчусь под ее неожиданно большим весом. Изворачиваюсь к ней лицом. Формой Барби-Мэдисон служит та самая рубашка из шамбре в пятнах засохшей слизи, полы колышутся над обнаженными ногами. В руках вместо дубинки «Путешествие на “Бигле”» – книга с подробными аннотациями кровью.
