ликер.
– Дейзи, а можно не переодеваться? Платье чистое, только помялось.
Но я уже неслась в лавку. А чего он хотел? У нас между молодыми мамашами было настоящее соревнование в красоте и опрятности. Меня и так в родительском комитете не любили. Я была довольно известной личностью в Градде – дочерью фрейлины, женой крупного предпринимателя (очень молодой женой, прошу заметить!), героиней кучи новостных заголовков и управляющей популярной сладкой лавкой. Так что давать еще один повод сплетницам во главе с дорогой сестрицей я не хотела.
Когда вернулась, Дрэв уже затолкал шляпу в мою сумку. Держать ее было сложно, но, по идее, зелье должно было выдохнуться совсем скоро. Булочкам хватало получаса, шляпа, по идее, устанет через час-другой. Дорога до сада займет двадцать минут, концерт – час, и как раз к приходу домой это будет снова самая обычная шляпка самой обычной темной ведьмы.
Когда пришли на место, увидели еще парочку опаздывающих – не только мы шли с работы.
Мы аккуратно прошмыгнули в зал, где уже погасили свет. Десятки умиляющихся родителей неотрывно смотрели на сцену, а я, признаться, чувствовала себя матерью-ехидной. Как-то неловко было опоздать на первый концерт собственной дочери. Благо дети еще не начали выступать.
И угораздило же шляпу предпринять попытку сбежать в закат именно сегодня. Дрэв планировал зайти за мной в лавку и вместе дойти до садика, где под вечер затеяли концерт, но вместо этого носился по бульвару и ловил неугомонную шляпу.
Кажется, именно вот в этот конкретный момент он меня очень недолюбливал.
Марк радостно махнул нам рукой, Сара холодно кивнула. Ее мужа в зале не было, наверное, работал. Уж не знаю, как у них складывались семейные отношения, но дочурку фермер любил и баловал куда сильнее, чем жену.
Занавес поднялся, и все мое внимание оказалось приковано к сцене, где десяток маленьких девочек в костюмах котелков неловко шлепали по паркету. Первое выступление младшей группы – всегда донельзя забавное зрелище. Дети растерянно смотрели на воспитательницу и неловко переминались с ноги на ногу.
Шляпа заворочалась у меня в сумке и зарычала. Несколько родительниц недовольно фыркнули. Я краснела, Дрэв делал вид, что вообще не со мной.
В центре нестройной шеренги котелков лихо отплясывала светловолосая кудрявая девочка. Она была любимицей зала и буквально светилась от счастья и внимания. Камушки на котелке ярко сверкали, а бантики были идеально отглажены.
Что ни говори, а у Сары получилась чудесная дочурка.
– А наша-то где? – спросил Дрэв.
– А вон она, красотка, – фыркнула я.
Во втором ряду котелков, явно не поспевая в ритм, топталась моя кудряшка. Котелок из нее получился, прямо скажем, неважный. Да и характером больше напоминал маму-ведьму. Когда один из мальчиков случайно наступил Элизе на ногу, та возмущенно пихнула его большим котелковым пузом. Весь ансамбль, не удержав шаткого равновесия, попадал на ноги и беспомощно барахтался, не сумев встать из-за объемных костюмов.
– Кексик, давай заведем еще одного ребенка? – шепнул мне на ухо муж.
– Думаешь, он будет более артистичным?
– Нет, просто мне нравится сам процесс.
– Это детский утренник! – воскликнула я. – Как детский утренник может натолкнуть на такие мысли?
Пока мы спорили, что было для нашей семьи самым обычным делом, Элиза Фолкрит, довольная произведенным кипишем, вылезла-таки вперед и радостно пропела:
Все тут же поверили. А как иначе? С ведьмами шутки плохи. Даже если ведьмы эти еще пока очень маленькие.
