по несбывшемуся. Остаток отмеренной ей жизни исчезал и таял, как дым на холодном ветру.
Осси чувствовала, как слабеет ток этих неслучившихся событий, как все реже бьется сердце серой вдовы, в один миг постаревшей сразу на несколько десятков лет, и как мало сил остается в ее немощном теле. Жизнь покидала ее. Стремительно и навсегда.
А когда она ушла почти вся, и осталось ее лишь последняя ничтожная капля, Осси опустила руку. А точнее — просто уронила ее. У нее у самой-то сил уже ни на что не хватало…
Стих и затаился где-то до поры лихой ветер. Опали и исчезли гейзеры — черные вестники смерти. На зал опустилась мягкая вязкая тишина, и только немного шуршали, осыпаясь, последние камешки, да чуть поскрипывала разбитая стрельчатая рама. Остатки некогда роскошных стен, сиротливо топорщились над усеянным обломками мебели полом, а у дальней стены лежала бесформенным кулем серая вдова. И до смерти ей оставалось всего ничего: вздох-другой. Может десять.
Осси нагнулась, подобрала выбитый хлыстом посох и медленно направилась к дверному проему. Мелкие осколки разноцветного стекла и прозрачного, как слеза хрусталя, тихо похрустывали под ногами, а сзади неслышно, как тень, полз хилависта.
Неожиданно ясные карие глаза в окружении старушечьих морщин смотрели пристально, хотя и видно было, что удерживать и фокусировать взгляд вдове удается с большим трудом.
– Осси… Это все-таки ты… — голос ее был слаб, и больше походил на сиплый шепот. Хорошо хоть в зале теперь тихо стало, да и то чтобы хоть что- то разобрать пришлось почти к самым ее губам наклониться.
– Видишь, как нам свидеться пришлось… Сколько времени прошло…
– Мы знакомы? — Осси подалась назад, чтобы увидеть ее целиком.
Она всматривалась в морщинистое лицо старухи, в глубокие, резкие складки около тонких потерявших цвет губ, в острый, прошитый фиолетовыми прожилками нос, в сухую, покрытую струпьями и пигментными пятнами кожу на шее, в глаза…
Глаза.
Было в них что-то…
Что-то знакомое и… очень-очень далекое.
Но, впрочем, если и правда было что-то, то было это давно, и прошедшие с тех пор годы выпарили это без остатка, а смерть Эйриха, Аула и дымный хлыст вкупе с группой поддержки и вовсе все это заслонили.
– Нет, — решительно мотнула головой Осси. — Не узнаю. Но ты убила Эйриха…
Старуха мотнула головой, пытаясь что-то возразить, но Осси и слушать ничего не хотела:
– … и меня пыталась. И мне нет дела, до того — кто ты!
– Рола, — попыталась улыбнуться старуха. — Ролинна. Помнишь?
Рола… Ролинна Фер Нолла… Лучшая подруга далекого детства. Маленькая нескладная девчушка с вечно падающей на глаза челкой… Монастырская школа… Детские слезы и дождь… Тогда тоже шел дождь… Дождь… Эйрих!
Осси качнула головой:
– Мне все равно… Ты — не она. Она бы никогда этого не сделала.
– Я не могла… — слова звучали все тише, то и дело прерываясь хрипом и неровным дыханием. — Мне приказали… Я не знала, что это ты… Помоги… Помоги мне…
Осси смотрела на высохшее посеревшее лицо, ввалившиеся щеки и глаза, на побелевшие, будто обсыпанные мелом волосы, и пыталась найти в себе силы удержаться. Всколыхнуть, пробудить дремлющие глубоко внутри нее чувства, воспоминания или хотя бы простую человеческую жалость. Она смотрела в широко распахнутые, слезящиеся глаза старухи, но видела только дождь и лесную дорогу.
– Помоги… Вспомни… Мы же подругами… были…
Осси чувствовала запах ее страха даже сквозь гнилостный дух разложения. Если бы только можно было вернуть все назад… На год. На два. В ту далекую осень… Она бы кинулась к ней, обняла, расцеловала бы, а потом зарылась лицом в ее черные как смоль кудри, и рассказала бы, как часто вспоминала, как скучала…
Тогда. Но не теперь…
– Вспомни… Вспомни Лато и Сфинкса… Мы же поклялись тогда… Вспомни…
Лато… Ей было десять или, может, уже одиннадцать — сейчас уже по прошествии стольких лет все перепуталось, и с уверенностью Осси сказать не могла. Хотя скорее, наверное, все-таки одиннадцать, а, значит, Роле — двенадцать… Да, наверное, так и было…
Щенков они нашли вместе и совершенно и, в общем-то, совершенно случайно. Однажды вечером Рола, проходя мимо конюшни, (а ухаживать за лошадьми было обязанностью старших, и Осси им ужасно тогда завидовала) услышала из-под дома тихий и очень жалобный писк. Отставив в сторону ведро с водой, которое она тащила от самого колодца, Рола сунула голову в узкое, расположенное над самой землей подвальное оконце, но рассмотреть в кромешной темноте ничего не смогла и побежала за подругой.
