здоровенной табуреткой на вершине Канэри-Уорф, и я рада за тебя – правда, рада, но не нужно тыкать меня этим в лицо каждую минуту каждого долбаного дня.
Возможно, она чересчур нажала на слово «лицо» – девушка не была уверена.
Не то чтобы она этого добивалась, но Бет побледнела: ее бетонная кожа посветлела на несколько оттенков.
– Прости, Би, – Карин голос смягчился. – Я просто… В школе оказалось нелегко, и…
Она замолкла, не назвав доктора Солта. Бет еще не знала про учителя математики. Сейчас она вела ночной образ жизни, проводя большую часть времени на улице, так что хранить секрет не составляло большого труда.
– …нелегко, понимаешь?
Бет протестующее подняла руку, но Кара собралась и продолжила:
– Слушай, я знаю: ты пошла бы со мной, если бы я попросила, Би… знаю, что ты хотела бы, но не можешь, правда? Разве что прихватив с собой весь этот мир. Теперь это твой мир, но я не хочу его, Би.
Девушка коснулась щеки, с которой уже смыла макияж. Секунду Бет пристально смотрела на подругу со страдальческим выражением на сером лице, а потом пошла к окну. На мгновение Каре показалось, что Бет хочет уйти, но та высунулась, распластавшись на подоконнике, и начала шарить под карнизом.
Снова забравшись внутрь, Бет кинула что-то хрупкое в протянутую Карину руку.
Яичная скорлупка, красная, в белых крапинках, надколотая с одного конца. Сперва Каре показалось, что это обычное голубиное яйцо, но потом она почувствовала его текстуру – грубую на ощупь.
Оно было кирпичным; пещринки оказались крошечными пятнышками раствора. Что-то застучало внутри, когда Кара перевернула яйцо и вытряхнула на ладонь крошечный пучок перьев, прижавшийся к ее коже. Состоявший из шифера.
Бет взяла телефон, настучала сообщение и повернула экран к Каре:
«Черепичный голубь. Прямо под твоим карнизом, Кара. Под твоей крышей. Есть лишь один мир, и ты живешь в нем каждый день».
Кара слегка напряглась, когда Бет заключила ее в объятия.
«Прости, – напечатала Бет, отпуская подругу. – О чем ты хотела со мной поговорить?»
– Я хотела тебя кое о чем спросить, – сказала Кара. Она собралась с духом, чтобы произнести имя Парвы, раскрыть секрет своей копии, а потом запнулась.
– Есть ли способ попасть за зеркала? – Только когда вопрос сорвался с губ, девушка поняла, как долго она об этом думала. – Туда, где живет зеркальная знать?
Бет нахмурилась, набрала сообщение, стерла и снова набрала. Кара ожидала увидеть полный подозрения вопрос, но Бет всего лишь написала:
«Не знаю. Ни Фил, ни Гаттергласс об этом никогда не упоминали».
Потом, поколебавшись, добавила:
«Химический Синод, возможно, знает способ, но цена, которую они заломят, того не стоит».
– О, – Кара слегка поникла. – Окей.
Ее голова опустилась, но асфальтовые пальцы поймали девушку за подбородок. Казалось, серое лицо Бет вот-вот треснет от озабоченности:
«Ты все еще пишешь?»
Кара моргнула, взволнованно отворачиваясь:
– Да, Би. Постоянно.
Бет развела руками, приподняв бровь:
«Да, но?»
Это было правдой, Кара записывала полустроки в свой блокнот, но на следующий же день стирала. На бумаге они казались такими вялыми и неполноценными. Она не писала настоящих стихов с тех пор, как четыре месяца назад вышла из больницы.
«Кара, ты в порядке? Мы никогда не хранили друг от друга секретов».
Кара мягко отвела телефон Бет:
– Знаю, Би. Но, может, стоило бы…
Из уважения к Каре Бет спустилась по лестнице и вышла через парадную дверь Ханов.
Замешкавшись на мерзлом асфальте, она наблюдала, как тонкий силуэт Кары вернулся к окну. За последние несколько месяцев она не раз точно так же наблюдала с улицы или с крыши напротив. Видела, как Кара тренируется, как заковывает себя в каркас жесткой дисциплины, стремясь ко все большему контролю над своим телом. Бет думала, что понимает, почему, и это ее беспокоило, но, как вмешаться, она не знала.
Однако сегодня Кара делала нечто, чего Бет никогда не видела прежде: ее рука изогнулась в воздухе, словно обвиваясь вокруг невидимого партнера. Она танцевала.
