нашлось, да и вообще я не заметил, чтобы в лагере кто-то пытался командовать, на инстинктах объятые ужасом носились. Значит, идея с врывающимся на территорию стоянки советским танком себя оправдала, что не могло не радовать. В будущем я от таких кавалерийских наскоков собирался отойти. Проще издалека расстреливать. По ситуации посмотрим.
За время, пока Егоров работал, я успел прицельно выпустить не больше десятка осколочных снарядов. Тремя поразил оба бронетранспортёра. Один сейчас разгорался. Когда Егоров ушёл в темень – он свою задачу выполнил, – я навёл перекрестья прицела на одну из машин с боеприпасами. Странно, что те, что горят, не взрываются, пора бы уже. И выстрелил. Грузовик, к которому ранее была прицеплена гаубица, а сейчас железный блин, буквально взорвалась изнутри огненным шаром. Даже нас тряхнуло, а Салов испуганно спросил:
– Что такое, подбили?!
– Машина со снарядами взорвалась. Не мешай, сейчас ещё взрываться будут, – вместо меня ответил Лосев. Он тоже стрелял из своего пулемёта, сектор обстрела это позволял. По моим прикидкам, уже третий диск менял.
Этот грузовик разметал другие машины батареи, поэтому двумя выстрелами я заставил детонировать снаряды у других батарей. Расстреливать машины по одной не требовалось, грузовики побатарейно стояли так, что одной детонацией их уничтожало. Вот во время обстрела второй батареи сдетонировали снаряды, после одного выстрела – сразу у двух грузовиков, близко они стояли. Убедившись, что лагерь артиллеристов уничтожен, я скомандовал в переговорное устройство:
– Полный ход вперёд.
Развернув нос в сторону леса, Салов начал разгонять наш средний танк, выжимая из него всё, что можно, но не забывая о буксируемом тягаче. Поле, конечно, не дорога, но до двадцати километров в час он смог разогнать тяжёлую махину. Вполне неплохо, я оценил.
Когда мы ушли в низину, наконец взорвался один из горевших грузовиков, вот второй только ярче полыхал, видимо, там не боеприпасы были складированы. Кажется, этот грузовик стоял у полевой кухни, вполне возможно, там продовольствие.
Открыв люк, я осмотрелся и продолжил помогать Салову в движении. Мы объехали остов сгоревшего грузовика, немецкие лётчики тут хорошо погоняли грузовики и танки одной из наших бронеколонн, и помчали дальше, изредка покачиваясь, когда влетали в небольшие воронки. Главное, гусеницы целы, мотор ревёт, выберемся. Когда я подъехал к месту встречи, танк Егорова уже был там, а на лесной дороге виднелись подфарники ЗИСа, приближающегося к опушке. Это значит, дело сделано. За грузовиком ехал на мотоцикле наш миномётчик. Кстати, именно в мотоцикле лежали личные вещи моего экипажа, кроме Салова, тот пока ими не обзавёлся. Я бы не вспомнил. Лосев всё бормотал, как там его пожитки.
Как только наш танк встал у второго, от того метнулась тёмная фигура, и к нам на броню взобрался возбуждённый Егоров. Срывающимся от волнения голосом он докладывал:
– Товарищ майор, ваш приказ выполнен, все гаубицы дивизиона противника подавлены. Нанесены большие потери в живой силе противника.
– Видел, сержант. Всё видел. Молодец. Передай экипажу мою благодарность. Когда выйдем к своим, весь экипаж за уничтожение вражеского гаубичного дивизиона будет представлен к наградам.
– Служу трудовому народу! – вытянулся тот.
– К машине, грузовик подъехал, – велел я сержанту и, пока тот перебирался в свой танк, велел Салову трогаться. Мы возглавляли колонну.
Я оставался в открытом люке на башне своей машины, пока танк двигался вдоль опушки, возглавляя колонну. За нами шёл танк Егорова, за ним – гружённый боеприпасами и продовольствием ЗИС с прицепленной ротной полевой кухней. В лагере Злобина их много осталось, уходя, забрали только три, вот я и решил одну прибрать. Чего им стоять? Тем более время, чтобы забрать кухню и загрузиться припасами, было, пока мы артиллеристами занимались. Конечно, народу у меня не так много, чтобы использовать кухню, но это всё на будущее. Планировать его надо, что я и делал.
Подсвечивая фонариком карту, я определялся на местности и командовал Салову, куда двигаться, зорко поглядывая в темноту ночи. За зону уничтоженных постов мы уже ушли, тут посты не тронутые. Башня развёрнута в их сторону, чуть что, жахнем осколочным на вспышки выстрелов, но посты молчали, видимо, сообразили, что идёт бронетехника. Жить хотят, это они молодцы. Перед нами метрах в тридцати, осматривая дорогу, катился мотоцикл. Это на случай, чтобы мы в какую яму не свалились сослепу-то. Дистанция между техникой была метров пятьдесят, чтобы успеть встать и не врезаться друг в друга.
– Поворот на одиннадцать часов… Так держать. Сбрось скорость до малой… Всё, стоп. Приехали. Глуши двигатель.
Мы встали метрах в тридцати от края низины, где находилась миномётная батарея, именно так её определили пограничники, обнаружив боевые позиции. Правда, оставленные. Остальная техника подошла ближе и встала за кормой моего танка. Отсоединив штекер ПУ, я перекинул ноги наружу и стёк, как вода, на землю. Это высший шик танкистов, только опытные кадровые так могут делать. Когда вокруг наступила тишина, все заглушили двигатели, я велел подбежавшему Егорову:
– Выстави наблюдателей. Чтобы во все стороны смотрели, а мы пока прогуляемся до миномётов. – Продолжая двигаться к позиции миномётчиков с фонариком, я не выдержал и крикнул: – Курлыкин, где ты там? Мне тебя долго ждать?
– Бегу, товарищ майор. Я тут в ямку какую-то упал.
Сержант действительно быстро возник рядом, придерживая висевшую на плече винтовку, и тут же с криком ужаса отпрянул в сторону, когда в лучах
