Третий этаж был почти виртуальным – чтобы стать полноценным, ему не хватало перекрытий, не помешала бы и крыша. Второй этаж выглядел получше, хотя, не так часто оставаясь в доме, можно запросто попасть под дождь – эксклюзив. Дожди, к счастью, пока не грозили, Антон разогревал сухпай, разведя костер прямо на полу: бетон – что ему сделается… Влад проверял оружие. До Врат оставалось метров двести.
– Влад, как ты вообще сюда попал?
– Ты как будто не рад? Сейчас бы лежал под тем домом такой тихий-тихий, всем довольный…
– Влад, я рад, но все-таки…
– Ну да. Влад, а скорее Лис, оказался в списке тех избранных, кого некто на очень высоком уровне посчитал достаточно удачливым, чтобы отправиться в Москву и убить Антона Стрельцова. Не срослось.
– Забавно, – Антон попробовал разогретую гречку как бы с мясом. – Пока горячее, вполне съедобно, – пытаясь и не обжечься, и прожевать, продолжил: – Скажи, кому нужен ходок, который, ну ладно, позаимствовал дорогой артефакт, но у кого? У падшего! Ведь они вне закона. А тут кто-то наверху собирает целую команду, зачем?
– На самом верху, выше комитетчиков Центральной республики, – Влад отложил автомат, наблюдая, как Антон задумчиво уже почти схарчил банку каши. – Оголодал?
– У нас еще есть.
– Ну да, что с тобой, вообще, произошло? Что ты такое сделал?
– Влад, скорее, что со мной такое сделали…
Антон выскреб последнюю ложку, аккуратно отставил банку в сторону. Встал, потянулся. Влад смотрел и видел то, на что обращает внимание серьезный боец, – пластику противника. Неважно, что Антон и не пытался встать в стойку и продемонстрировать ката. Можно изменить внешность, можно избавиться от отпечатков пальцев, но научиться иначе двигаться можно, только став другим человеком. У этого Стрельцова в движениях не было ничего окончательного будто резиновый мячик, запущенный с крыши на брусчатку – куда отскочит? Когда остановится? И ел «старый» Антон раньше иначе – не так чтобы всю банку в один присест и с другом не поделиться.
– Там еще что-то осталось? – Пустая банка оказалась неожиданностью и для Стрельцова. – Что-то я увлекся…
– Еще две есть – одна с курицей, другая с говядиной, тебе какую?
– Ту, которую ты не будешь, а то глаза вон какие голодные! И расскажи-ка мне про Врата. Все-таки знать место, в котором умрешь, – это не каждому дано.
Антон по привычке сунул руку во внутренний карман за наладонником, вспомнил, что тот остался где-то в офисе Воронина, выдернул руку из-за пазухи, будто обжегся, даже поморщился.
– Обычный дом. Никакой охраны, никаких неожиданностей. Рассказывают, что в холле, сразу за входными дверями – огромная хрустальная люстра.
– А со второго этажа доносятся звуки вальса, – Влад попробовал содержимое банки, и ему не понравилось. – На войне, как на войне…
– Что?
– Я говорю, что довелось много где побывать, – было всяко, но ни разу нигде прилично не кормили, как будто в этом и есть главный закон военного времени. Извини. Просто про люстру и вальс даже я слышал и еще всякий бред по поводу – пойдешь вверх, попадешь вниз, а кто пошел вниз, тот так и не вернулся, и еще что там нельзя оборачиваться…
– Значит, мы оба знаем одно и то же. Раньше там был просто офис. Точнее, офис был о-го-го, но ничего таинственного. В подвале этого офиса была лаборатория, в которой исследовали ковчег. Там все и началось.
– А что там теперь?… Дворник мне сказал, что у меня есть только один шанс – Врата, а там меня будет ждать один из шестерки первых падших – Привратник.
– Ты говорил с Дворником?
– Так случилось. Я, Влад, за эти дни столько всего увидел и услышал, что, спроси у меня, что из этого было на самом деле, а что нет, не отвечу. И сам я какой-то латаный-перелатаный, как продукт, пригодный для стопроцентной переработки, то есть попользовались, переработали и снова вперед – на все сто процентов, – Антон пытался держаться, но даже сам себе боялся признаться – от прежнего Стрельцова мало что осталось. Чувствовал он себя нормально, но вопрос в том, как долго это «нормально» продлится, и что он обнаружит потом у себя на руке, из которой кость вырвала молодая падшая, и что за шрамы остались после ночей у Дворника, что вообще в нем могло остаться целого после обстрела, тюрьмы, пыток.
– Две вещи я тебе скажу точно. У тебя есть ручная змея, причем очень опасная. И тебя боятся падшие. Это я сам видел. Не думал, что Мустафа может от кого-то так драпать. О, чуть не забыл, еще две мелочи: ты до сих пор жив и, что самое странное, артефакт при тебе.
– Все?
– Нет. Прозвучит это, конечно, не ахти, но как для меня – то это уже запредельная странность: тебя разыскивают таманцы, причем за вполне приличное вознаграждение.
– А тут что странного?
