Шум был оглушительным, тысячи и тысячи голосов смеялись, плакали, кричали, и над всем этим возвышалась музыка, как пение птиц или звук петель, нуждающихся в смазке. Камни говорили с ним через его камень, окуная его в Марс, каким он был прежде и никогда не станет снова.
Затем в его иллюзии кто-то потянулся к нему и поддержал за плечи нематериальной рукой. Движение вокруг него остановилось, звуки стихли, все объединилось в фигуру перед ним.
Доктор Бенджамин Миллер.
– Привет, сынок, – сказал он.
Дэйв чувствовал, что рот его открыт, но не мог ничего произнести. Он не знал, что нужно сказать или сделать. Хотелось обнять отца, но когда он протянул руку вперед, там не было ничего, кроме воздуха. Наконец он сказал осипшим голосом:
– Отец!
Отец улыбнулся.
– Как приятно видеть тебя, сынок. Извини, что не встретил тебя в Миридиани.
– Отец…
– Я хотел, чтобы мы снова отправились на раскопки вместе. Но старое сердце не выдержало.
Он покачал головой и вздохнул.
– Я помню, как лежал на земле и слышал, как Рекари зовет меня, было очень больно. Следующее, что я понял, что я здесь.
– В пещере? – спросил Дэйв.
Отец сделал отрицательный знак по-марсиански.
– В солнечном камне, который я носил, а теперь носишь ты.
Дэйв пальцами нащупал свой камень.
– В нем?
– В нем, – ответил отец, – с Венори и его предками. Солнечный камень больше, чем просто символ. Каждый обладатель камня носит предков в нем, их воспоминания, их знания, их личности. Я все еще не закончил сортировать их, даже с помощью Венори. Я думаю, для марсиан это легче, ведь они ожидают этого. Но мы с Венори поможем тебе.
Дэйв тяжело сглотнул.
– Значит, я тоже умер?
Его отец снова сделал отрицательный знак.
– Ты только получил первый опыт. Венори говорит, что это было вызвано близостью других камней к тебе. Но ощущение и без того усиливалось. Думаю, ты уже замечал сам.
Дэйв вспомнил все ощущения, все свои интуитивные догадки и побуждения.
– Верно, ощущал.
– И теперь, когда ты видел это место, то должен решить, хочешь ли ты сделать на нем репутацию или заняться поисками чего-то другого. Это отличная находка. Многие археологи всю жизнь мечтают о подобном.
Дэйв взглянул сквозь отца в замершее пространство за ним и снова подумал о солнечных камнях и жизнях, которые заключены в них, о родителях и детях, долгой истории, о которой археологи могут только догадываться.
И он спросил:
– А что они думают?
Его отец покачал головой.
– Они в прошлом, сынок. Как и я. Будущее должно решить. Но сначала ты должен выйти отсюда. А чтобы сделать это, ты должен открыть глаза.
– Что?
– Открой глаза. Открой их сейчас.
Голос отца исчез, а образ стал колебаться, растворяясь, все застывшее пространство ожило, фигуры стали двигаться и разговаривать все быстрее и быстрее, пока не слились в единое неразличимое пятно. Дэйв снова почувствовал головокружительное движение вокруг, он прижал ладони к глазам и начал глубоко дышать, пытаясь отогнать все это. Он ощутил, что падает, затем боль в бедре и боку от падения о твёрдую поверхность, – и свернулся в позе эмбриона, пока кромешная тишина не поглотила его.
Чуть позже, он не знал точно, сколько времени прошло, он убрал руки от глаз. Он лежал на холодном каменном полу в темноте. Дэйв встал на колени, морщась от боли. Затем поднялся на ноги.
– Рекари? – позвал он. Но ответа не последовало.
Он продолжил на марсианском.
– Здесь есть кто-нибудь? – Снова без ответа.
