инопланетян «Война миров», он обратил свой взор на красную планету. «А между тем через бездну пространства, – писал Уэллс, – на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым, холодным, бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно вырабатывали свои враждебные нам планы»[1].
Наблюдения Скиапарелли пробудили интерес не только у романистов, но и других учёных. А особенно у американского астронома Персиваля Лоуэлла. Новая обсерватория Лоуэлла во Флагстафе была оборудована телескопами большего диаметра, чем у Скиапарелли в Милане, и к тому же в Аризоне меньше мешала засветка неба. И вот, направив свои телескопы на Марс, Лоуэлл увидел уже не «борозды», а и впрямь – «каналы».
Марс сделался настоящей страстью Лоуэлла. На протяжении всей своей жизни он продолжал непрестанно изучать его, обнаруживая всё больше подробностей, чертил весьма подробные карты марсианской поверхности с одинарными и двойными каналами, оазисами. Результаты наблюдений он опубликовал в трёх объёмистых книгах – «Марс» (1896), «Марс и его каналы» (1906) и «Марс как пристанище жизни» (1908), – развивая теорию, что длинные, прямые и, вполне очевидно, искусственные каналы были сооружены марсианами для переброски воды от полярных шапок в обширные пустыни их засушливой планеты.
И другие астрономы нацеливали свои телескопы на Марс. Кое-кто видел лоуэлловские каналы, частично подтверждая его наблюдения. Другие замечали лишь борозды Скиапарелли, относя их к природным образованиям. А некоторые вообще ничего не наблюдали, что позволяло им утверждать полную иллюзорность всяческих каналов, вызванную оптической аберрацией. В целом астрономы отнеслись к наблюдениям Лоуэлла довольно скептически, что, однако, не помешало мысли о марсианских каналах и марсианской цивилизации прочно засесть в общественном сознании.
А особенно в умах пишущей братии.
Герберт Уэллс изобразил марсиан, но на сам Марс читателей ни разу не посылал. Эту задачу он предоставил другому фантасту (существенно меньшего калибра) Гаррету П. Сёвиссу, который в 1898 году опубликовал своего рода продолжение «Войны миров» – «Эдисоновское покорение Марса». Хотя роман Сёвисса сегодня почти забыт (вполне заслуженно), в своё время он был весьма популярен и известен; стоит отметить, что именно он впервые перенёс нас через космические бездны на Красную планету с её двумя лунами, выглаженными ветром равнинами и каналами Скиапарелли. Но по-настоящему оживить марсианские пейзажи выпало писателю, пришедшему вслед за Сёвиссом, и вот его видение оказало определяющее влияние как на несколько поколений писателей-фантастов, так и на воображение многих тысяч восхищённых читателей вроде меня.
Направленную в журнал «Олл-стори» в 1911 году рукопись он подписал как Нормал Бин. Кто-то счёл это ошибкой и исправил имя на Норман, поэтому произведение «Под лунами Марса» начало выходить с февраля 1911 года как роман Нормана Бина. Под этим псевдонимом скрывался Эдгар Райс Берроуз. Когда все части были собраны для публикации в виде книги, роман получил название «Принцесса Марса». Так он и переиздавался на протяжении последующего столетия, породив множество продолжений, переложений и подражаний.
Свою умирающую пустынную планету марсиане Берроуза – как зелёные, так и красные – именовали Барсумом. Оттолкнувшись от положений Лоуэлла, Берроуз наполнил Красную планету тоутами и тарками, летучими барками, радиевыми ружьями, белыми обезьянами, воздушными растениями, населил отважными мастерами меча и яйцекладущими принцессами, одетыми лишь в драгоценности. Не будучи особенно искусным писателем, Берроуз мастерски строил сюжет, а созданные им Джон Картер и Дея Торис сделались любимыми героями многих, их славу затмил лишь, пожалуй, его же Тарзан. На протяжении первой половины ХХ века вышло ещё десять романов о Барсуме, не во всех действовал Джон Картер, но мир, сотворённый Берроузом, его Марс с многочисленными народами и странами постоянно разворачивался на их страницах, с первого до последнего романа.
Барсум – исключительно его собственное творение. Но книги Персиваля Лоуэлла продолжали распространяться, и его идеи были подхвачены Отисом Адельбертом Клайном, Стэнли Вейнбаумом, К.С. Льюисом, Джеком Уильямсоном, Эдмондом Гамильтоном и множеством прочих писателей, вскоре принявшихся рисовать свои картины Марса и его обитателей. Хотя Э.Э. «Док» Смит и отправил научную фантастику в звёздные дали своим «Космическим жаворонком» в 1928 году, за ним последовали совсем немногие собратья по перу. С 1920-х вплоть до 1960-х большинство предпочитало не уноситься так далеко от дома и писать о Солнечной системе, буквально кишащей жизнью, где каждая планета, Луна и астероид поражали экзотическими обитателями, словно соревнуясь друг с другом.
Сколько же историй разворачивалось на Марсе в пору журнального расцвета? Наверняка многие сотни. Тысячи. А то и десятки тысяч. Не счесть. Большинство из них справедливо забыты, но даже самые слабые и надуманные повести и рассказы делали Красную планету чуть ближе и роднее. И Марс моего детства вышел из-под пера не Уэллса, не Лоуэлла или даже не Эдгара Райса Берроуза, сколь бы влиятельными они ни были, но год за годом складывался из деталей, нарисованных множеством писателей того времени, причём каждый добавлял своё в общую картину мира, принадлежавшего всем и никому по отдельности.
Это и был мой Марс. Так вышло, что мальчишкой я романов Берроуза не читал (впервые прочёл, лишь когда мне пошёл пятый десяток – на целых тридцать лет позже положенного), однако знал и любил творения, вдохновлённые Барсумом ЭРБ. Впервые я отправился на Марс в компании Тома Корбетта, Астро и Роджера Мэннинга – славной команды космического корабля «Поларис» в классическом телесериале для подростков (или молодёжи, как принято теперь говорить) по космической опере Роберта Хайнлайна «Том Корбетт – космический кадет». На чуть иной Марс Хайнлайн перенёс меня приключенческим романом издательства «Скрибнерз» «Красная планета». Я узнал о свирепых песчаных мышах от Андре Нортон с её двойником Эндрю Нортом. А в пустынных городах выдержал встречу с Шамбло в компании Кэтрин Мур и её Нортвеста Смита. Потом настала очередь Ли Брэкетт и Эрика
