Синедриона, величественно стоял в своем священном облачении. Он видел, как левиты натирают солью мясо агнцев, отрезают правую переднюю ногу и часть головы каждого животного для подношения священникам храма - закон гласил, что это причитается им от народа.
Последнее жертвоприношение дня было совершено, и во дворах храма приступила к своим обязанностям стража. Когда священник, стоя на самой высокой башне, кричал вниз, что видит три звезды на востоке, вечернее небо сотрясал троекратный рев серебряных труб. Это извещало о начале нового дня в Израиле, и 240 левитов выходили нести стражу. В храме было двадцать четыре входа, на каждом из которых находилось по десять стражников. Начальник стражи храма непрестанно совершал обход этих дозоров, убеждаясь, что на каждом из них все в порядке. Когда ночная стража приступила к дежурству, из Великого храма был виден только красный отблеск сжигаемых на алтаре приношений.
Услышав звук трубы, апостолы поняли, что Пасха началась. То был торжественный, и вместе с тем, веселый праздник, потому что, невзирая на зависимость Иудеи от Рима, евреи свободно поклонялись Ягве. Они были вольны жить по собственным законам, если те не противоречили интересам Римской империи.
Желание апостолов приобщиться ко всеобщему веселью сдерживалось молчаливостью Иисуса на всем протяжении пути из Вифании; Он шел в раздумьях. Еще в начале дня, в Вифании, Он, сообщая матери и сестрам Марфе и Марии, а также другим, кто следовал за Ним из Ефраима, о Своем предстоящем пути в Иерусалим с двенадцатью учениками, казался почти оживленным. Он хотел, чтобы Его поняли так, что все другие, кроме этих двенадцати, не должны следовать за Ним. Он будет совершать Пасху с теми, кто понесет Его слово в мир, когда Его не станет. Мать понимала важность Его постоянного союза с двенадцатью иногда казалось, как будто Он не успеет научить их многим истинам, необходимым для апостольства - и вероятно, она испытывала грусть оттого, что Сын не будет рядом с ней вечером и не разделит с ней четыре ритуальных кубка вина. Но нежность прощания с ней в какой-то мере возместила Его отсутствие.
Утром Иисус направил в Иерусалим Петра и Иоанна, чтобы они все приготовили к празднику. Он сказал, чтобы они вошли в город через Ворота Фонтана и поджидали там человека, несущего воду. Надлежало последовать за водоносом в его дом, в большую горницу наверху. Ее предстояло приготовить для празденства, пойти на базар, купить ягненка и отнести его в храм для пожертвования.
Задание оказалось несложным. Петр, крупный, вспыльчивый мужчина, носивший короткий римский меч на поясе, отправился с молодым Иоанном в Иерусалим, за две с половиной версты. Войдя в город, они без труда нашли нужного человека, так как в Иудее мужчины редко носили воду (носить воду в высоких узких кувшинах на голове было обязанностью женщин). Хотя Иисус не назвал имени водоноса, но оба апостола узнали в нем отца молодого ученика Марка.
Тот повел их через город по большой Римской лестнице к своему дому, провел через двор, а затем наверх по наружной лестнице в горницу, занимавшую весь второй этаж. Там уже стояла жаровня и посуда для трапезы на тринадцать человек.
Петр и Иоанн отправились в город, где купили ягненка, зелень, пряности и хлеб. Затем они пошли в храм и совершили жертвоприношение. Город был полон евреев со всех концов цивилизованного мира; по закону, ни один еврей не должен был жить дальше, чем в девяноста днях пути от Иерусалимского храма. Полагалось совершать паломничество к Великому храму ежегодно. Все евреи знали, что обиталище Бога было в Святая Святых внутри великого храма в Иерусалиме. Евреи могли посещать служения в синагогах где-либо - в Антиохии, Риме, Александрии - но эти служения лишь напоминали о том, что они теряли, не будучи с Богом в Иерусалиме.
Петр и Иоанн вернулись в большую горницу по кратчайшему пути, выйдя из западных ворот храма. Они прошли мимо большого римского гимнасиума и, как добропорядочные евреи, опустили головы и отвели глаза в сторону. Гимнасиум был сооружен 150 лет назад по указанию императора Антиоха, и здесь римляне занимались спортом и жестокими играми, а также содержали публичные бани. Иудеев всегда возмущала нагота, в играх и состязательной атлетике они не видели никакого удовольствия.
Ныне город был полон римских солдат. Прокуратор всегда вызывал дополнительные войска с побережья в дни еврейских религиозных праздников. Если бы евреи замыслили мятеж, то выступление против завоевателей, вероятнее всего, произошло бы в один из таких праздников и началось бы во дворе храма на паперти язычников. Вот почему прокуратор находился сегодня в Иерусалиме, хотя его официальная резиденция была в Кесарии на средиземноморском побережье. К своим обязанностям губернатора Понтий Пилат относился формально. Он был человеком неглупым, но в то же время злобным и жестоким, и никогда не упускал возможности поиздеваться над своими подданными словесно или телесно.
Приезжая в Иерусалим, Понтий Пилат имел возможность выбирать резиденцию. Чаще всего он останавливался во дворце Ирода около западных ворот города, потому что дворец этот был просторен и великолепен, с залами, красиво отделанными алебастром. Дворец находился в самой роскошной части Иерусалима, рядом с богатыми домами первосвященника Каиафы и его тестя Анны - предшественника Каиафы на этом посту.
Дворец Ирода некогда принадлежал царю Ироду Великому. Нынешний Ирод по имени Антипа по приезде в Иерусалим обитал в другом, Хасмонейском дворце, на склоне западного холма, недалеко от входа в храм. Деловых общений между Пилатом и Иродом Антипой было мало, ибо царь имел основания для недовольства. Прокуратор приказал казнить нескольких галилеян, а Ирод как царь возмутился узурпацией власти римлянами, но был бессилен что-либо изменить и мог только злобствовать.
При желании Понтий Пилат мог бы отобрать дом Ирода для своих коротких остановок в Иерусалиме, но воздержался от этого и, по слухам, искал случая восстановить добрые отношения с царем. Другой резиденцией Пилата являлась грозная крепость Антония, которая как огромная скала прилегала к храму. В крепости, в изысканно украшенном сундуке хранилось облачение первосвященника; прокуратор вынимал его утром перед первопрестольными праздниками и давал Каиафе, который должен был вернуть облачение в течение восьми дней.
На этот раз Пилат с женой остановился в крепости.
Петр и Иоанн пробивались сквозь толпу в предвечернем городе. Иерусалим был переполнен горожанами и пришельцами: провинциальными евреями в грубой одежде, галилеянами с их медлительной речью, язычниками-греками, которые одевались элегантно и выглядели, как богатые путешественники, крепкими сирийцами, пришедшими с караванами с севера для работы здесь или службы в армии Цезаря, богатыми евреями из Египта в белоснежных одеждах с лиловыми краями.
Иерусалимские евреи были высокомерны и заносчивы не только по отношению к людям остального мира, но и к другим евреям тоже. К евреям, отрицающим Писание, они относились, как к нечистым язычникам.
Оба апостола заметили, что город был уже убран: выбоины на дорогах после зимних дождей сглажены, каменные мосты укреплены, гробницы недавно побелены. С улиц, а также с пристроек для скота убрали навоз, храм, как всегда, поражал своим ослепительным великолепием. Он не нуждался в особой уборке, ежедневно семь тысяч священников и сотни левитов не давали осесть даже пыли на огромных гроздьях винограда из чистого золота на восточной стене храма.
Когда двое мужчин снова добрались до большой горницы, солнце уже садилось за соседний холм, и они поспешно начали разводить огонь, чтобы зажарить ягненка. Запрещалось ломать кости животного, так как оно символизировало Израиль, целый и неделимый. Петр и Иоанн разделили обязанности - в то время, как более опытный Петр насаживал ягненка на вертел и размещал его в очаге из кирпича, чтобы туша нигде не прикасалась к стенкам, Иоанн ломал круглый, тонкий пресный хлеб на маленькие кусочки. Это была маца, ритуальный хлеб, названный так в честь Моисея потому, что евреи питались мацой, следуя за Моисеем из Египта. Хлеб этот назывался еще хлебом скорби, ибо израильтяне покидали Египет в такой спешке, что у женщин не осталось времени заквасить тесто.
Петр и Иоанн приготовили также салат из пяти горьких растений, в память о горечи египетского рабства. Затем наполнили уксусом чашу, в которую следовательно обмакивать горькие листья. Красное вино уже было готово. Бедняки могли купить его в храме за умеренную плату, затем вино слегка, на одну пятую, разбавлялось водой. И, наконец, Петр и Иоанн приготовили блюдо из миндаля, фиг, фиников, вина и корицы. После тщательного перемешивания оно приобрело цвет обожженного кирпича.
Апостолы все еще готовили трапезу, когда в комнату поднялся Иисус. Они приветствовали друг друга приглушенными голосами. Иисус внимательно осмотрел горницу. Для Него это было важное место, значительная ночь. Он не делился своими переживаниями, апостолам Он казался всецело погруженным в Себя. Они ожидали выражения отчаяния или даже душевного подъема, что направило бы их чувства. Так бывает, когда сверкают молнии и грохочет гром, и овцы смотрят на пастуха, а не на небо.
Все двенадцать казались спокойными, но в комнате чувствовалась напряженность. Приветствия произносились шепотом. То были бородатые мужчины в возрасте около тридцати лет, люди разного роста и цвета волос, простолюдины, время от времени сознававшие, что находятся в присутствии Сына Божьего; временами, однако, ими овладевал страх, и эта вера колебалась. Хотя им и раньше не раз приходилось выносить испытания, то был час особого напряжения. Они слышали, как Иисус говорил о приближающейся смерти с явной печалью. И никто не решался задать вопрос, который хотели задать все: 'Неужели Ты не можешь призвать ангелов Отца Твоего и разрушить город и весь мир, а затем сесть с нами чинить суд над душами людскими?' Но они стояли по двое и по трое у колонн, подпирающих крышу, и глядели на Него, и шептались, и удивлялись, и беспокоились. Отец Марка прислал двух слуг готовить праздничный стол, и над их головами витал и колыхался при каждом движении голубой дым от жареной баранины.
Слуги поставили стол в форме подковы посреди комнаты. Открытая часть подковы была ближе к выходу из комнаты - вершине наружной лестницы. На протяжении веков евреи принимали пищу как им заблагорассудится, но греки считали, что только свободным людям надлежит сидеть за трапезой, а слуги должны стоять. Евреи восприняли этот обычай от своих завоевателей, римлян.
Ложа, на которых восседали Иисус и Его двенадцать сотрапезников, назывались триклиниями. Они были различных размеров, от семи до двенадцати стоп длиной. Изогнутая часть подковы стола считалась у евреев местом особым. Там было поставлено три ложа. Как Учитель, Иисус должен сидеть в середине. На почетном месте слева от Него сядет Петр. Это место, согласно церемонии еврейской трапезы, считалось почетнее, чем с другой стороны. Вот почему Петр полагал, что ему надлежит быть слева от Иисуса, позади Него. Это лучше, чем быть перед Ним, но справа. Вторым по значению являлось место справа от Иисуса, и обычно оно отводилось казначею Иуде, но в тот вечер оно будет занято молодым Иоанном. Все трое будут вкушать с одного низкого ложа, передняя часть которого была на высоте блюд, а задняя находилась ниже и была открыта. Сотрапезник возлегал на ложе, укладывал поудобнее три небольшие подушки, затем облокачивался на левый локоть, оставив правую руку свободной.
Апостолы сотрапезничали с Иисусом и в богатых домах, и на склонах холмов под открытым небом. Некоторые относились с ревностью к тому, какое место им будет определено по отношению к Учителю, поэтому, когда усаживались Иисус, Петр и Иуда, остальные десять стремились на лучшее место. Они не устраивали ссор, опасаясь гнева Мессии, но, перешептываясь и толкаясь, все же старались занять ложе как можно ближе к Иисусу.
А в этот вечер, ожидая сигнала к началу празднеств, они стояли по двое и по трое. Иисус стоял один.
* * *
Искренняя любовь покрывает другие чувства подобно тому, как туман закрывает местность. Иисус любил всех, и в ожидании, когда ягненок будет готов,
