Каиафы против Него, но, поразмыслив, они бы решили, что увиденное на Голгофе не совпадает с их образом Мессии.
Как никто другой Иисус знал о неизбежности смерти. Он мог бы умереть по Своей воле в любой час, но Он хотел показать Свою любовь к человечеству, испытав все муки сполна. Требовалась несгибаемая воля, чтобы в жестоких и неослабевающих страданиях оттянуть смерть.
Иисус посмотрел на горстку любимых Им людей, стоявших всего в нескольких шагах. Юный Иоанн поддерживал Его Мать. Христос кивнул Иоанну, но тот не знал, подойти ли ему самому или подвести Мать. Посоветовавшись с женщинами, он сделал с Марией шаг к Кресту.
Увидев это, двое солдат поднялись со своими копьями, но центурион велел им не вмешиваться, и они снова уселись на теплый камень, не сводя глаз с убитых горем людей. Мария и Иоанн медленно взошли на камни и остановились перед Иисусом, всего на голову ниже Его глаз. От увиденного Мария разрыдалась и опустила голову.
Иисус не хотел разжалобить их, Он желал дать напутствие обоим. Его приемный отец давно умер, а теперь, когда умирал Он, единственный Сын, не оставалось никого, кто бы позаботился о Марии. Многочисленная родня не позволит Марии бедствовать, но Иисусу не хотелось, чтобы она искала пристанища то у одного родственника, то у другого, как бы хорошо они к ней не относились.
Он подтянулся на кресте, готовясь говорить. Сжав зубы, он медленно распрямил колени, и дышать стало легче. Затем, экономя слова, сказал Матери: 'Се сын твой'. Переводя взгляд на Иоанна, Он твердо сказал: 'Се мать твоя'. Иоанн крепче прижал к себе Марию. Он посмотрел в глаза Христу и понимающе кивнул.
Это был трагический момент для Сына Человеческого. Он смотрел вслед уходящей матери, ее обнимал Иоанн, а не Он, Иисус, и Его глаза затуманились. На миг физическая боль уступила место другой, более тяжкой.
Прощание оказалось коротким. Он мог бы сказать о Своей сыновней преданности, Он мог бы сказать, как Он любит ее, что значила для Него ее забота, как глубоко Он понимал все ее страдания в те годы, когда Он взял на Себя трудную миссию, какие терзания Он испытывал от страданий ее сердца в этот ужасный момент. Но Он ничего этого не сказал.
Иисус хорошо знал, что такие слова не уменьшили бы ее скорби. Лучше сказать лишь несколько значимых слов. Но за своим горем она чувствовала конечную победу Сына.
Медленно тянулись минуты. Священники беспокоились, ведь на водяных часах истекал уже девятый час, а распятые все еще боролись со смертью. Эту затянувшуюся процедуру надо было как-то кончать, но им было не безразлично, что о них подумают люди, и, посоветовавшись, они отправили гонца к Понтию Пилату, чтобы он распорядился предать распятых смерти и совершить погребение до захода солнца.
Галилеянин был близок к смерти. Он неподвижно висел на кресте, и в Его глазах стали меркнуть очертания любимых Им людей, города и группы священников. Темнота сгустилась, и Иисус почувствовал холодное прикосновение смерти. Он силился сделать еще один вздох, подняться на руках, чтобы увидеть ускользающий мир. Прерывисто дыша, Он еще раз взглянул на мир, людей перед Собой и прокричал: 'Или! Или! лама савахфани?' (Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?). Голос был столь громким, что некоторые вздрогнули. Многим показалось, что Он зовет пророка Илию. 'Илию зовет Он, - послышалось в толпе. - Постой, посмотрим придет ли Илия спасти Его'.
Но Иисус не призывал пророка. Он взывал к Отцу. В этой агонии, еще не достигшей точки, когда нервная система человека теряет чувствительность и наступает беспамятство, Он изрек эти слова из псалмов.
Сознание вернулось к Нему, Он огляделся. Он видел ясно страдания друзей и триумф священников, рассуждавших, что истинный Сын Божий не стал бы звать на помощь всего-навсего пророка.
'Пить!' - простонал Иисус. Это вызвало насмешливый шепот в толпе: 'Он здесь, чтобы умереть, а не пить'. Мышцы Его рук задергались в судорогах, Он все еще силился держаться повыше на кресте. Слышавший Его просьбу солдат взял копье и насадил на него губку, которую окунул в поску. Это был обычный напиток легионеров из воды, уксуса и взбитых яиц.
Затем он поднес пропитанную влагой губку на кончике копья к устам Христа. Иисус возопил громким голосом, и не стал пить. Уксусная смесь с потрескавшихся губ стекала по бороде. Солдат пожал плечами, сбросил губку с копья и снова уселся за крестом.
3 часа
Иисус в последний раз подтянулся к вершине креста и сказал громким голосом: 'Отче! В Твои руки предаю дух Мой'. Солдаты подняли головы, и в это время вырвался последний крик Христа: 'Свершилось!' Его тело обвисло, Иисус испустил дух, и в этот момент загудела земля, как будто по ней неслось стадо диких животных. Земля вздрогнула, и с запада на восток образовалась в ней трещина. Она расколола камни Голгофы, прошла через дорогу и городские ворота, через храм, где сверху донизу разорвалась завеса, и далее через весь город и кладбище, поток Кедрон и далее к Мертвому морю, оставляя след в земле, скалах, в горах. Центурион и солдаты в страхе вскочили на ноги. Они подбежали к кресту и увидели Его лицо, потемневшее небо и трещину в скале. Центурион склонил голову: 'Истинно, Человек сей был Сын Божий'. Он не находил себе покоя и обернулся к друзьям Иисуса, возможно с каким-то вопросом, но увидел, что они уводили мать Христа в сторону ворот. Центурион обратил внимание на человека в богатой одежде, быстро следовавшего за ними. Абенадар не знал его, но запомнил, что в течение последнего часа он стоял отдельно от других, с состраданием глядя на Христа. Это был Иосиф Аримафейский. Не ускользнуло от глаз центуриона и то, что со священниками о чем-то говорили двое из стражников Пилата. Возвращаясь на свой пост, Абенадар ломал голову, о чем они могли сейчас говорить. Его любопытство тут же было удовлетворено, так как стражники сразу же подошли к нему и поведали о распоряжении Пилата. Священники, которые были у Пилата, выразили опасение, что если распятые будут висеть на крестах после захода солнца, Голгофа будет осквернена, и ни один иудей впредь не ступит туда ногой. Пилату и самому хотелось поскорее разделаться с этим делом Иисуса, и поэтому со священниками он послал на Голгофу своих стражников, чтобы те без промедления умертвили распятых, перебив их голени.
Абенадар кивком головы велел стражникам приступить к делу. У одного стражника было копье, а у другого крепкий кол. Посовещавшись они решили начать с молчавшего разбойника. Он видел, что к нему идут и знал зачем...
Когда его тело обмякло, и больше не было судорожных попыток подтянуться, стражники перешли к Иисусу; тот, что был с копьем, сказал, что Иисус мертв. Он отступил на шаг, и прицелившись в правую часть груди, вогнал копье между пятым и шестым ребром. Так он хотел убедиться, что Распятый не притворяется мертвым.
Копье вошло сквозь плевру, легкое и остановилось в предсердечной сумке. У мертвых обычно нет кровотечения, но после смерти в правом предсердечии остается кровь, а в наружном мешочке - сыворотка. Когда стражник вытащил копье, из раны потекла кровь вперемешку с водянистой жидкостью.
Двое подошли к последнему кресту. Разбойник, протестовавший в начале казни, мог только с немым ужасом смотреть на остановившегося у его ног человека с увесистым колом...
Стражники еще раз оглядели кресты, высматривая признаки жизни. Убедившись, что все три жертвы неподвижно обвисли на руках, они получили разрешение у центуриона отбыть в крепость.
Требовалось немалое мужество, чтобы совершить то, что сделал в тот день Иосиф Аримафейский. Он поспешно направился в Антонию, где получил аудиенцию у Понтия Пилата, во время которой он попросил прокуратора разрешить ему похоронить Иисуса Назорея.
Пилат вздрогнул от этих слов. Он не мог поверить, что Иисус уже мертв, но Иосиф утверждал, что видел своими собственными глазами, как умирал Иисус. Чтобы развеять сомнения, Пилат отправил всадника на Голгофу, чтобы получить донесение от Абенадара. Иосифу пришлось ждать. Для него этот разговор с Пилатом был неловким, ибо испрашивая тело Иисуса для погребения, он открывал прокуратору, что он, член большого Синедриона, глава известного саддукейского рода, был тайным учеником Иисуса.
Иначе зачем ему выпрашивать покойника? Зачем унижать себя этим приходом в Антонию, если в этот час он должен, как и тысячи других, стоять на паперти храма с молодым агнцем в ожидании троекратного призыва к жертвоприношению? Он, должно быть, предполагал, что языческому прокуратору будет приятнее узнать, что тайные последователи Галилеянина были даже в Синедрионе.
Вскоре была получена весть, что Иисус умер первым, как раз перед тем, как стража с колами приступила к своей работе. Пилат пожал плечами и, учтиво поклонившись Иосифу, разрешил снять тело с креста и по иудейскому обычаю похоронить его до наступления субботы.
Сенатор-иудей поблагодарил Пилата и устремился в город. Там он случайно встретил фарисея Никодима, знавшего и любившего Иисуса, и поведал ему, что сейчас собирается похоронить тело Иисуса в склепе, который он соорудил недавно в роще близ Голгофы. Никодим сказал ему, что слова и деяния этого Человека запали ему в душу, и без малейших колебаний предложил свою помощь, дабы Иисус был погребен достойно.
По иронии судьбы Его погребение устраивали не Петр или Иоанн, или те, кто только вчера вечером били себя в грудь, клянясь, что любят Его больше других, а саддукей, фарисей и язычник. Римляне обычно оставляли распятых до тех пор, пока вороны, мелкие хищники и насекомые не оставляли на крестах одни кости. Этот обычай отменил Август Цезарь и позволил снимать мертвых с креста и погребать их до субботы.
Иосиф и Никодим знали, что когда они придут на Голгофу, там будет несколько священников, которые возмутятся тому, что два весьма уважаемых в стране человека на виду у всех будут погребать богохульника, Этим, несмотря на то, что они всю жизнь скрывали свою преданность Христу, после Его смерти они обрекут себя на порицание от себе подобных до конца своих дней. Иерусалимская знать никогда не простит им содействия преступнику, который закончил жизнь на кресте.
Никодим отправил слугу домой за благовониями, смесью мирра и алоэ, которые применялись для помазания тела покойника, а Иосиф купил тончайшего белого полотна на саван. Он не забыл о различных мазях и пушистом перышке, необходимых для совершения обряда погребения.
Прибыв на Голгофу, Иосиф и Никодим подошли к друзьям Иисуса и сообщили Иоанну, что римляне разрешили захоронить тело Христа. Иоанн был тронут до слез преданностью Иосифа. Они решили не терять времени, дабы не осквернить субботы, Иосиф указал, где расположена высеченная в скале по его заказу гробница.
Иоанн вызвался помочь в снятии Иисуса с креста, но Иосиф сказал апостолу, что тот не должен отходить от матери Распятого, а ему поможет Никодим, ведь римляне уже ушли. К ним приблизилась группа священников, чтобы лучше слышать разговор, и когда они увидели двух важных иудейских служителей храма с родственниками богохульника, они онемели от удивления. А когда им стало ясно, что Иисуса захоронят в собственном склепе Иосифа, они поспешили в Иерусалим, чтобы доложить об этом Анне.
Иоанн настаивал на том, что он должен исполнить свой последний долг перед Христом, участвуя в погребении, а Марию будут опекать женщины. Ему было стыдно, что других апостолов здесь нет. Как и предупреждал Учитель, они разбежались, словно овцы, когда на их пастуха напали. Иоанну было больно сознавать, что о любимом им Иисусе в эти последние часы будут заботиться руки чужих людей. Кому же прикасаться к телу Христа, как не тому, кому Он доверил попечение о Своей матери?
Кроме женщин, у ворот больше никого не осталось. Три Марии хотели послать кого-нибудь в город, чтобы купить редкие благовония и бальзам. Бальзамированием обычно занимались женщины. Но для похорон оставалось совсем мало времени. Тем более, что Никодим уже принес благовония. Женщин
