Он предполагал, что Адолин на пару лет старше. Лишь недавно Каладин сообразил, что, еще будучи мостовиком, пережил свой двадцатый день рождения и даже не вспомнил о нем. Адолину двадцать с небольшим. Но ребячество почти не зависело от возраста.
Ренарин стоял у входных ворот в доспехе, некогда принадлежавшем Далинару, с призовым осколочным клинком, и чувствовал себя очень неуютно. Вчерашняя быстрая дуэль Адолина была темой для сплетен во всех военных лагерях, и Ренарину предстояло пять дней таскать меч с собой, чтобы узы окрепли и оружие можно было отпустить.
Доспех молодого человека был естественного цвета темной стали, без окраски. Таким предпочитал его видеть Далинар. Отдав доспех, великий князь продемонстрировал, что считает необходимым одержать свои следующие победы в качестве политика. Это был похвальный ход; нельзя, чтобы люди постоянно следовали за тобой из страха перед силой и жестокостью или даже из почтения к тому, что ты лучший воин. Чтобы стать настоящим вождем, требуется куда большее.
Но все-таки Каладину хотелось бы, чтобы Далинар оставил доспех себе. Четвертому мосту шло во благо все, что помогало этому человеку сохранять жизнь.
Каладин прислонился к колонне, скрестил руки на груди, пристроив копье на сгибе локтя, и стал следить за происходящим во внутреннем дворе и за всеми, кто приближался к князькам. Адолин подошел к брату, схватил его за плечо и потащил через весь песчаный двор. Сражавшиеся там прерывали бой и кланялись – пусть и не по всей форме – или отдавали честь проходившим мимо наследникам Дома Холин. Группа одетых в серое ревнителей собралась в дальней части двора, и женщина, с которой Каладин уже встречался, подошла к братьям, чтобы поговорить. Адолин и Ренарин вежливо поклонились ей.
Прошло три недели, как Ренарин получил доспех. Почему Адолин так медлил, прежде чем привести его на тренировки? Может, ждал дуэли, чтобы добыть для парнишки еще и клинок?
На плечо Каладина опустилась Сил:
– Адолин и Ренарин ей кланяются.
– Ага, – сказал Каладин.
– Но разве ревнители не рабы? Разве они не принадлежат их отцу?
Капитан кивнул.
– В поступках людей нет смысла.
– Если ты это поняла только сейчас, то наблюдала за людьми недостаточно пристально.
Сил взъерошила волосы, которые шевелились очень правдоподобно. Сам жест был весьма человеческим. Похоже, она все-таки наблюдала за людьми внимательно.
– Мне они не нравятся, – беспечным тоном заявила она. – Ни тот ни другой. Ни Адолин, ни Ренарин.
– Тебе вообще не нравятся осколочники.
– Именно.
– Ты уже говорила, что клинки – мерзость, – добавил Каладин. – Но ведь они принадлежали Сияющим. Выходит, Сияющие что-то делали не так?
– Что ты, нет, – возразила она с таким видом, словно он сказал полнейшую глупость. – В те времена осколки не были мерзостью.
– Что изменилось?
– Рыцари, – бросила Сил и притихла. – Рыцари изменились.
– Значит, в оружии как таковом нет ничего омерзительного. Просто оно попало в руки неправильных людей.
– Правильных людей больше нет, – прошептала Сил. – Может, и не было никогда…
– А откуда они вообще появились? – спросил Каладин. – Осколочные клинки. Осколочные доспехи. Современные фабриали им в подметки не годятся. Так откуда же древние раздобыли такое удивительное оружие?
Сил молчала. У нее была раздражающая привычка умолкать, когда он задавал слишком конкретные вопросы.
– Ну? – подтолкнул Каладин.
– Хотела бы я тебе рассказать.
– Так расскажи.
– Хорошо бы, чтобы все так и случилось. Но не случится.
Каладин вздохнул и опять сосредоточился на Адолине и Ренарине, как ему и полагалось. Старшая ревнительница отвела их в самую дальнюю часть внутреннего двора, где на песке сидели еще несколько человек. Они тоже были жрецами, но выглядели как-то иначе. Может, это учителя?
Пока Адолин с ними разговаривал, Каладин еще раз окинул двор быстрым взглядом и нахмурился.
– Что такое? – спросила Сил.
– Человек в тени вон там. – Каладин махнул копьем к месту под карнизом. Там стоял мужчина, скрестив руки и опершись о деревянные перила высотой по пояс. – Он следит за братьями.
