же самое мы сделали с губернатором и его главными помощниками.
Гармония, это дело превращалось в ночной кошмар…
– Слежки за губернатором недостаточно, Вакс. – Мараси встала из-за стола. – Ты сам об этом говорил. Так мы будем все время на вторых ролях. Что еще предпримем?
– Что-нибудь придумаю.
Когда поднялись остальные, Вакс потащил Уэйна к стойке, чтобы проверить, сколько они задолжали хозяину пивной. К его величайшему удивлению, Уэйн за все расплатился. По пути к двери Вакс поделился с другом идеей, возникшей в связи с защитой губернатора.
У выхода из пивной ждала Ме-Лаан. Пока Мараси заводила свое четырехколесное чудище, а Уэйн побежал ловить карету, Вакс взял под локоть Ме-Лаан.
– Ненавижу это, – заметил он достаточно тихо, чтобы не услышал вышибала. – Ненавижу, когда приходится не доверять людям, которым я всегда должен доверять. Сомневаться в самом себе.
– Ага, – ответила она. – Но ты справишься. Он обратился за помощью к тебе, и на то есть причина. – Она подалась ближе. Ржавь, до чего хороша… Впрочем, учитывая все обстоятельства, иное было бы странным. – Мы с тобой не единственные, кто ищет Паалм, законник, – все кандра в Эленделе выслеживают ее. Проблема в том, что, по-моему, от большинства моих братьев и сестер не будет никакого толку. Они робеют при мысли о вреде, который предстоит нанести другому субъекту, в особенности с учетом того, что был вынужден сделать Тен-Сун во время Беспримерного Двуличия. И, кроме того, они иной раз действуют… непоследовательно.
– Они слуги Бога.
– Да, – согласилась Ме-Лаан, – и у них было много веков для того, чтобы как следует поупражняться в своих причудах. Позволь заметить, с возрастом мы не становимся нормальнее. Но мы не мыслим как убийцы. Мы слишком тесно общаемся с Гармонией. То, что творит Паалм, сбивает нас с толку. Это противоречит всему, во что мы верили и ради чего жили на протяжении веков. Не думаю, что мы сможем ее разыскать – по крайней мере, не в нужный срок. Но ты… тебе это по силам.
– Потому что я мыслю как убийца.
– Я не…
– Все в порядке. – Вакс отпустил ее руку. – Я такой, какой есть. – Он снял свой туманный плащ с колышка у двери и, прежде чем выйти на улицу, накинул на плечи. – Кстати, спасибо.
– За что?
Он коснулся уха, в котором носил серьгу:
– Это.
– Я была всего лишь посыльной.
– Не имеет значения. Это было то, что мне требовалось. И в нужный момент. – Вакс бросил на землю пустой патрон и прижал ногой, не дав ему укатиться. – Встретимся в особняке губернатора.
14
Если хочешь разобраться в человеке, покопайся в его очаге.
Поговорка была дикоземная; возможно, придумали ее колоссы. В общем и целом она означала, что о жизни человека можно многое узнать, проверив, что он выбрасывает – или что готов сжечь, чтобы согреться.
Вакс алломантическими прыжками продвигался сквозь туман, когда большие церковные часы пробили одиннадцать. Звук эхом раскатился в ночи, но сама колокольня осталась скрытой во тьме. Одиннадцать часов не считалось теперь поздним временем – особенно в самом сердце города, – но все же большинству пора было в постель, потому что завтра предстояло рано вставать.
Только вот значительная часть трудоспособного населения потеряла работу и домой не торопилась. Неудивительно, что на улицах было шумнее обычного, а в пивных – многолюднее; не говоря уже о том, что салоны гашения, мимо которых пролетел Вакс, все еще не закрылись в такой час. Там упавшие духом искали иную разновидность облегчения – при участии алломантов, которые за небольшую плату на время стирали их эмоции, погружая в бесчувственность.
В салонах разжигания, напротив, можно было усилить выбранную эмоцию. Судя по очереди, которую заметил Вакс у одной двери, они
