Мазайка уставился на него, изумляясь. Как погонщик узнал?
Ноздри мохряка зашевелились, как у зверя. Ярко-голубые глаза смотрели жутковато, как будто насквозь.
– Айхо узнал тебя, волчий пастух. Он говорит, что ты ему не нравишься. Ты пахнешь хищными зверями, пожирателями плоти. Братья их не любят. Они топчут их и рвут на части…
И мохряк скорчил рожу, показав такие крупные зубы, что Мазайка, собравшийся было встать, шлепнулся обратно в вытоптанную траву.
– Уходите, маленькие лесовики, – буркнул мохряк, снова принимаясь за свою работу. – Айхо хочет спать.
– Не гони нас, Айхо! – вмешалась Кирья, которой вдруг стало обидно за друга. – Мазайка только хотел узнать…
Людоед расхохотался и кивнул на свою соплеменницу:
– Айхо – это ее брат!
Мазайка наконец сообразил, что мохряк говорит о мамонте. Он взглянул на зверя у себя за спиной, который уже перестал раскидывать стог сена и подошел ближе, словно чтобы послушать разговор. Из-под свалявшихся косм на мальчика недоброжелательно глядел большой и умный карий глаз.
– Не бойся меня, – сказал мамонту Мазайка, стараясь говорить так же ласково, как с щенками своей стаи.
Он протянул ему руку ладонью вверх, как много раз протягивая новым членам стаи – медленно, но без малейших сомнений. Сомнения зверями сразу воспринимаются как ложь, а ложь – верный признак врага. Ведь тот, кто обманывает, скорее всего, охотится на тебя.
«Страха с Дядьками не должно быть никогда, даже если они рычат и скалятся тебе в лицо, – говорил дед Вергиз. – Кто боится – тот добыча. Или слабак. То и другое нам не надобно. Кто стремится подчинить себе волю зверя, должен быть отважен и спокоен. Звери это понимают куда быстрее и лучше людей».
Теплый, шершавый хобот ткнулся ему в ладонь, ощупал голову. Мазайка стоял неподвижно. Кирья напряглась, но тоже не шевельнулась.
Старый мохряк исподлобья поглядел на мальчика.
– Айхо говорит, что ты такой же человек, как мы. Вот не ожидал!
– Как вы с ним понимаете друг друга? – спросил Мазайка. – Вы смотрите одними глазами?
Людоед одобрительно крякнул.
– Из твоих глаз исходит невидимое пламя, хоть ты об этом и не знаешь. Выпусти его. Оно не знает преград. Подумай о чем-нибудь и пошли образ в сердце Айхо – он увидит.
– Что они любят? Какое лакомство?
– Ваши желтые сладкие земляные плоды им очень понравилась.
Мазайка представил себе горшок с репой и уставился в полускрытые шерстью глаза мамонта. Несколько мгновений он смотрел не мигая, пока не покраснел от натуги.
– Ты не так делаешь. Сперва постарайся увидеть его – не глазами, а сердцем. Почувствуй, что и он тебя видит. А уж потом посылай ему сладкие плоды…
– Не получается, – протирая уставшие глаза, огорченно сказал волчий пастух.
– Да на самом деле ты уже умеешь! Как ты звал из лесу свою стаю?
– С помощью манка. – Мазайка показал дудочку.
– Наверняка ты мог бы призывать их и без него.
«Какая удивительная мысль, – подумал Мазайка. – А в самом деле! Может, дудочка ничего не значит? Пришли бы волки, если бы в нее подула Кирья или, скажем, Учай?» Ему почему-то казалось, что все равно нет…
От мыслей его отвлек громкий окрик. Мохначка встрепенулась.
– Как удачно, что вы не спите, – раздался голос рыжего жреца. – Привет тебе, Айха!
– Хаста, спроси лохматых, ради Солнца, не видали они царевича? – обратился к нему бородатый ловчий.
Жрец перевел вопрос. Мохряки замотали головами.
– Плохо дело. Ну, пошли в лес. – Ловчий поглядел на восток. – Скоро начнет светать. Накх уже ушел к охотничьему святилищу…
Хаста вздохнул и уселся на землю у костра.
– Впервые в жизни я готов пожалеть Ширама, – проговорил он. – Если царевич не найдется, ему придется перерезать себе горло, и это еще лучшее, на что он может рассчитывать…
– Ты не пойдешь с нами его искать? – спросил охотник.
– Я разве вижу в темноте? Или могу найти след по запаху? Нет уж – вы следопыты, вы и ищите. А я о вас помолюсь, когда взойдет солнце.
Когда охотники скрылись во тьме, Мазайка осмыслил то, что они сказали, и вдруг воскликнул:
– Дядьки!
– Что? – удивленно взглянул на него Хаста.
