воздушная полоса объявлена зоной газовых действий. Зангезур принадлежит Союзу. Даже если мы до него доберемся, нас не подпустят к нему на пушечный выстрел.
— Садись! — упрямо ответил Зильке, хватая летчика за шиворот. — Садись и делай свое дело, если не хочешь прослыть шлаком самого скверного сорта.
Они вылетели вслед за ласточками, и сторожевой авиапост остановил их на высоте тысячи метров. Зильке показал свои бумаги. Постовой офицер пожал плечами:
— Если вы надеетесь добыть еще несколько фунтов элемента — летите, мы во всяком случае гарантируем пенсию вашей вдове.
Через десять минут они неслись по широкой небесной дороге. Небо было явно взбудоражено и перевернуто во всех направлениях. Стальные птицы рвали его на части. Облака плыли растрепанные, как после драки, и все небесное окружение носило в высшей степени расстроенный характер.
Зильке неотступно глядел в воздушный бинокль. Он видел млечный путь аэропланов, — тысячи военных воздушных судов, вытянувшихся лентой, кружком, треугольником, квадратом, роившихся стаями в стаях, комплексами еще в больших комплексах, и державших путь, как огромное звездное течение, к западной границе. Они круто повернули от этого страшного зрелища, и летчик направил «Юнкере» на юг.
Между тем небо, видимо, не хотело сдаваться без боя и мобилизовало свои собственные силы. На горизонте появились три вертикальные черные черты. Через минуту они распустились в букеты, расплылись грозными черными тучами, и вокруг началась ужасная воздушная буря. Громовые раскаты грозили рассыпать стекла кабины. Молнии тыкались в Зильке раскаленными иголками, не доставляя ему этим ровно никакого удовольствия. Машина прядала все чаще и чаще, напоминая сердцебиение бегущего человека. Кончилось тем, что летчик заплутался в черной облачной стихии, руль сломался, и они стали нестись неизвестно куда. Между тем наступила ночь, а прожектор бездействовал.
— Радуйтесь! — злобно прокричал летчик. — Недостает еще, чтоб мы врезались в гущу военной флотилии и нас приняли за врагов и подожгли в одну минуту, как блоху. Сумасшедший вы человек!
— Лети! — хладнокровно ответил Зильке, не отрываясь от бинокля. Сквозь черноту ночи он все-таки видел небесную дорогу и утешался поразительной быстротой полета. Они неслись таким способом всю ночь, а когда рассвело, увидели себя над плоской синей равниной. Четыре маленьких аэроплана окружали их с четырех сторон. Они стали медленно приближаться к «Юнкерсу», покуда не взяли его на прицел.
— Так я и знал, — прошипел летчик через полчаса, когда они были снижены на аэродром красивой горной деревушки Северного Кавказа, на берегу Черного моря. — Можете грызть свой локоть. Вы попадете теперь в Зангезур после того, как будете расстреляны, повешены или четвертованы. Мы в руках у Союза.
Оцепившие их люди между тем вытащили Зильке из кабинки и под револьверным дулом повели обоих путешественников в комендатуру.
— Неужели они так счастливы нашей поимкой? — удивленно прошипел летчик. — Взгляните-ка, спятили они, что ли?
В самом деле, пока их вели, они увидели всю деревню, танцевавшую, певшую, маршировавшую по улицам — с флагами, музыкой, цветами, знаменами. Дети подскакивали на пол-аршина от земли. Девушки обнимались и целовались с юношами. Балконы утопали в коврах. И повсюду и отовсюду летали в воздухе крупные красные розы, гвоздики, глицинии. Это походило на сплошное безумие.
Но когда в комендатуре при виде их обрадованно расхохотались, — удивление Зильке и летчика перешло в ужас: «Не пали ли они в поселок сумасшедших?»
Между тем красноармейцы уперли руки в бока, затрясли головами и чуть не лопнули от смеха, растягивавшего им рот до самых ушей. Вдруг один подошел, взглянул на Зильке, сунул руку в карман и...
— Расстреляют! — пронеслось в голове у тощего любителя номенклатуры. — Расстреляют, и я полечу, как метеорит, в неизвестное пространство!
Он закрыл глаза, чтобы достойно встретить смерть, как вдруг почувствовал у себя на губах нечто удивительно знакомое, липкое и сладкое, — это был шоколад.
— Ешь, чертов сын! — произнес красноармеец на отборном русском языке.
И вслед за шоколадом Зильке получил увесистый удар пирогом в зубы, флягу с вином, добрую корзину фруктов и — черт знает какую — уйму жаренной на вертеле баранины, именуемой этими варварами «шашлыком». Летчик и Зильке заработали челюстями, изумленно глядя друг на друга.
В эту минуту в комнату вошел молодой, сияющий командир. Он посмотрел на обоих с улыбкой и спросил на отличном немецком языке:
— Немцы?
— Немцы.
— Поздравляю вас, друзья мои! — ласково произнес командир, — В Германии провозглашена Советская республика!
Зильке и летчик вытаращили глаза, так и застыв с кусками баранины, напиханной за правую и за левую щеки.
