тоже присутствовало — ну не рассчитывал я, что разосланные пред отплытием из Лугуса письма дойдут до адресатов. А вот в самих адресатах я совершенно не сомневался.
Этот день начался как обычно — со звука отодвигаемого засова, а вот дальше все пошло не по сценарию. Вместо парочки головорезов Золотого в каюту ворвалась огромная туша херсира Эйда по прозвищу Железная Палица.
Викинг влетел в помещение и пораженно застыл, с трудом узнавая меня.
Следом за ним в проеме дверей появилась фигура поменьше и также замерла в шоке.
Скули по прозвищу Говорун пришел в себя раньше своего предводителя:
— Щепка?
Лицо молодого парня исказила гримаса, в которой смешались злоба и мука.
Затем последовал короткий рык на скандинавском, и молодой викинг, выдернув из ножен кинжал, собрался выскочить из каюты.
Эйд успел перехватить Говоруна уже за пределами каюты.
— Пусть Щепка сам решает, кому жить, а кому нет.
Из комментария херсира стало понятно, что секунду назад Говорун поклялся вырезать все население Острова.
Остановленный в своем искреннем порыве молодой викинг подошел ко мне ближе и, встав на одно колено, потянулся к моим ранам, но вдруг опасливо отдернул руку назад.
На лице воина, не боявшегося ни бога, ни черта, отразилась детская беспомощность, а в моей душе потеплело. По лицу покатились слезы. Не плакал под пытками, а здесь прорвало.
Как же хорошо иметь друзей! Вот в такие минуты понимаешь, что золото и власть — это лишь грязь, о которую можно только испачкаться. Они дарят удовольствие, а не радость; сытость, а не счастье.
Эйд проорал что-то в открытую дверь, и за пределами каюты послышался топот ног.
Через пару минут в мою тюрьму влетел еще один викинг, в руке которого, как котенок, болтался субтильный мужичок.
— Лечи, тварь, — прорычал Скули, вновь доставая кинжал.
То ли так было задумано, то ли лекарь перестарался от испуга, но как только его ладонь легла мне на грудь, мое тело пронзила молния боли, отправляя в забытье.
Проснулся я, словно в раю, и, возможно, подумал бы о смерти, но очень уж знакомым оказался интерьер. Приютившая меня кровать находилась в каюте Золотого. Похоже, викинги перенесли на галеру Ибрахима штаб карательного отряда. Только справятся ли полсотни экипажа «Могучего Тура» со всеми мародерами Корабельного Острова? Они здесь тоже не робкого десятка.
Едва сонная одурь сошла с моего мозга, дали о себе знать все раны. Все бы ничего, да только обе руки были примотаны бинтами к корпусу. Ну как мне теперь есть и пить? Второе было особенно насущной проблемой.
Более внимательный осмотр каюты выявил спящего на стуле Али.
— Эй, лысый. Хватить спать.
Спросонья Али залопотал что-то по-арабски, но тут же перешел на брадарский:
— Вахид, ты как?
— Не дождетесь. Дай попить.
Пока араб поил меня водой из кружки, я серьезно задумался над происходящим. И больше всего меня волновал один вопрос. Судя по дергающейся физиономии Али, ждать ответа осталось недолго.
— Вахид, — собравшись с силами, сказал араб, — я должен тебе признаться в том…
— Что сдал меня Золотому?
На секунду Али замер, а затем покраснел от ярости. Даже скрипнул зубами.
Пару минут он ругался по-арабски, но все же сумел справиться с яростью и объясниться:
— Не смей никогда обвинять ибн Бакира в предательстве! Мой отец был достойным человеком: я раньше умру, чем испачкаю его имя позором!
— Все, остынь, — сморщился я от боли. — Если не это, тогда в чем ты хотел признаться?
После такого вступления дальнейшие откровения дались Али намного легче.
— Я согласился разговорить тебя для Золотого. — Словно боясь, что я перебью его, Али заговорил быстрее: — Но это не только для себя. Зачем терпеть напрасные муки? Откуда же мне было знать, что ты тянул время до подмоги?..
— И ты не считаешь это предательством?
— Нет, — совершенно искренне мотнул головой араб.
— Ну и славно. Кстати, насчет подмоги. Как там мои спасители справляются таким малым числом?
— Почему малым? — удивился Али. — Три корабля островитян могут усмирить даже небольшой городок на материке, не то что наш табор.
