Трясущейся рукой довернул подзорную трубу, словно не веря очевидному, хотя картинка была – четче некуда. Принц, здоровый, будто и не принимал никакого зелья, стоял на носу самоходной лодки, сложив руки на груди… Рядом был уцелевший матрос. Он, размахивая красным полотнищем, в котором я немедленно узнал подштанники Бакинчу, из которых Франног намеревался соорудить запасной тюрбан, подавал сигналы… «Божьей благодати»! Огромное судно с обугленной кормой приближалось к заливу, бешено работая веслами. А за ним, в размытой испарениями серебристой морской дали, обозначились силуэты еще трех кораблей!
В горле моем родилась серия звуков, похожих на австрийские йодли: так, наверное, кричит петух, ненароком снесший яйцо.
– Что там? – сунулся под локоть Франног.
Вандора приткнулась с другой стороны, встала на цыпочки, как маленькая девочка, пытливо вглядываясь в туманную даль.
Вместо ответа я сграбастал обоих в охапку, пригибаясь и ойкая от боли в спине, перебежал с ними за гребень холма, шлепнулся под куст и расхохотался смехом, больше похожим на обиженный рев ишака. Затем впечатал кулак в землю и выругался на чистом русском языке.
– Как вам это нравится? Проваландайся мы лишних два часа на «Малке», и… Ахарр! – Я в двух словах объяснил положение вещей. – Хочется плакать и смеяться – и все это одновременно. Стерамон, наверное, загнал своих гребцов. Но принц-то, принц! Он должен сейчас сладко посапывать в люле, но стоит на баке «Малки», живехонький, будто и не пил вашего зелья! Эрт шэрг да марг!
Вандора состроила забавную, с оттенком насмешки рожицу – происходящее, как будто, не пугало ее, а забавляло неимоверно.
– Братец… Он полон сюрпризов.
– Тухлых сюрпризов, твою… – Я не стал ругаться при Вандоре, но принцесса, скроив рожицу еще более насмешливую, докончила ругательство за меня, снабдив его такими анатомическими подробностями, что у меня язык бы отсох их повторять.
Франног сказал пресным голосом:
– Бакинчу, видимо, проследил лодку по
– Чего? К чему это он там резистентен? Постойте, Франног. Вы хотите меня уверить, что маленький принц невосприимчив к той бодяге, что вы намешали?
Старик пояснил:
– Короли да бароны – особая статья. Они окружены недругами, посему стараются приучать себя к основным ядам. Кладут по чуть-чуть в пищу. От этого образуется невосприимчивость.
– Аргх! Как же мы упустили…
– Не упустили: я намешал такой дурман, против которого нет защиты. Устойчивость ко всем ядам приобрести невозможно…
– Хм, да, развалится печень, разве что каждодневно укреплять ее боярышником…
– Ась? При чем тут боярышник?
– Ни при чем, продолжайте, Франног. У-у-ух-х-х… Как мне хочется расколоть пополам во-он тот камушек.
– В моем зелье было и то, и другое, и третье; что-то бы да сработало!
– Тогда почему? Мое проклятие, да? – Я опять познакомил кулак с радушной землей Тарентии. Хотел ударить еще раз, чувствуя, как ярость поднимается в груди, но Вандора накрыла мой кулачище своей ладошкой, а вторую ладонь положила на затылок. Я успокоился мгновенно. Иногда женщины выступают в качестве живого антидепрессанта, хотя намного чаще пичкают своих мужчин препаратом, известным как «озверин».
Франног мельком взглянул на манипуляции Вандоры, одобрительно кивнул и взял себя за подбородок, на котором пробилась сивая колючая поросль.
– Проклятие? Разве только отчасти. Нет, тут я сплоховал. Не учел, не додумал! Основная причина… – Старик сбросил мешки на лиственный перегной, сам уселся рядом. – Ты солдат, тебе сложно будет по…
– Аргх!
– Кгм… Как хочешь… Я предполагаю вот что. Непрестанным каждодневным трудом и аскезой принц развил в себе духовную силу. То, что западные мудрецы называют «приматом духа над плотью». Эзотерические знания йендийских жрецов…
– Минутку, он, что же, обучался магии у этого йендийского злыдаря Бакинчу?
Аскет покачал головой:
– Не столько магии, сколько духовным практикам Востока. Познание собственной души, укрощение духа и плоти. Скорее всего, задолго до появления Бакинчу он уже сидел за нужными книгами. Появление йендийского колдуна только ускорило обучение. Но Тендал, как и я, почти лишен магического дара. У него вялая конституция.
Я нахмурился:
– Не маг? Но тогда… ну-ка, объясните, как это он не траванулся?
– Воля. Духовная сила. Он приказал своей плоти не впитывать яд в кровь.