Пока вроде бы мне не от кого было бежать, но что потом? Когда я начну активную Чистку? Могут проследить, могут попытаться захватить! Нет уж, всегда надо быть настороже! Наивно, конечно. Куда бы я сбежал, бросил бы маму?
А подготовка Чистильщика продолжалась. Я учился быть осторожным, изучил все приемы спецслужб, о которых вычитал в книгах. Проверялся, ставил «сторожки?», сбрасывал «хвосты», когда шел по улице. Меняя внешность, походку, рост, и чтобы провериться, разыгрывал сценки – в магазине, в автобусе (мне уступали место!).
Как оказалось, у меня талант к перевоплощениям. Если бы я захотел сделать карьеру киноактера – успех был бы обеспечен. Так сказал наш руководитель, и я не знаю – прав он или нет. Возможно, что и прав. Но только я не хотел быть актером. Не хотел, и все тут! Какая-то… не мужская профессия! Сам не могу понять – почему я так считал. И считаю.
Кроме того, она слишком далека от той дороги, которую я себе выбрал. У каждого своя дорога, и ее прокладывают на небесах. Хотя люди и думают иначе.
Жизнь моя, и так напряженная, стала еще напряженней. Утром школа, после обеда – тренировка, после тренировки – театральный кружок. В свободное время – посещение библиотеки, читального зала, яростное «проглатывание» книг.
Если только не уезжал на соревнования или кружок не ставил очередной маленький спектакль.
На спектакли обычно приводили школьников младших классов, и нередко – детдомовцев. Вот они и были самыми благодарными зрителями, эти несчастные осколки жизни, радостью в которой был лишний стакан компота, выданный сердобольной поварихой, да наш спектакль, позволяющий уйти от мерзости повседневной жизни. Однажды, уже через много лет, я встретил бывшего беспризорника, который бывал на наших спектаклях, и был просто поражен, с какой любовью и ностальгией он вспоминал об этих наших представлениях. Луч света в беспросветной тьме детдомовской жизни…
Я смотрел на этих стриженных налысо мальчишек, на девчонок, таращившихся на мир с испугом зверят, которых только что выкопали из норы, и сердце мое щемило – ведь это «я» сидел там, в первом, третьем или пятом ряду. Это «я» смотрел на сцену – худой, дурно стриженный, никому не нужный мальчишка! Если бы не мама… если бы она не нашла меня и не взяла под свое крыло! Кем бы я сейчас был? Лучше об этом не думать…
Мы играли Шекспира, играли пьесы современных писателей. Но сказки – вот что было интереснее всего! Простор для фантазии. Для перевоплощения.
Я был великолепным Кащеем Бессмертным. Ооо… как я грозно вопил: «Да я убью тебя, Иван!» – девчонки в первых рядах взвизгивали, а пацаны радостно хохотали! Я имел успех, да! И честно признаюсь – мне это нравилось.
Мама пришла на «Ромео и Джульетту». Джульетту, само собой, играла Юлька, и на следующий день, когда сидели за обеденным столом, мама вдруг серьезно меня спросила:
– У тебя с ней… что… любовь?
Я вначале не понял, а когда понял, закашлялся, подавившись чаем:
– Мам, да ты чего?! Это же пьеса! Да и мне лет-то… пятнадцать! (Это было через год после начала моих занятий в кружке.) Какие еще любови?!
– Ты мне лапшу-то на уши не вешай! – Мама грозно сдвинула густые брови. – Я вижу, как она на тебя смотрит! Так бы и съела, чертовка! У тебя с ней что, серьезно?
Нет, от мамочки точно ничего не скроешь. Даже обидно! И опасно…
– Мам, она просто друг. По театральному кружку. Не более того! – Громко пристукнул чайной чашкой, поставив ее на стол, будто подтверждал мои слова, добавлял им весомость. – Хватит об этом! Я вообще еще несовершеннолетний! Какие любови?!
– И я о том же, – неопределенно и как-то зло ответила мама. – Ты вот что… когда будешь с этой… подругой, думай, что делаешь, обещаешь думать?
– Не обещаю! – тут же парировал я. – Думать слишком сложно, мозги скрипят, а еще ноги мерзнут! И вообще – боксеру мысли ни к чему! Незачем думать! И нечем!
– Дурак! – фыркнула мама, хихикнула, потом снова посерьезнела. – А ты не думал над тем, чтобы прямо сейчас бросить школу и пойти в университет? Ты же сможешь, я знаю! Они все тебе и в подметки не годятся! Эти студентишки – бездельники, лоботрясы и выпивохи! (
– Но ведь кому-то нужно чистить мир, мама? – не задумываясь бросил я, пододвигая к себе корзинку со сливочными вафлями. Я их любил. – Все станут врачами, учителями, инженерами, а кто будет убирать мусор? Кто защитит людей от грязи? Мариванна, что ли? Или Петр Данилович?
– Ох, сынок, сынок. – Мама грустно улыбнулась: – Я и горжусь тобой, и боюсь за тебя! С твоим идеализмом, с твоим черно-белым видением мира… туго тебе придется! Ты просто не представляешь, что такое милиция! На всех «хлебных» местах – свои! ОБХСС, ГАИ – все, что приносит деньги, связи – только «блатные»! Только свои дети, друзья, родственники или за деньги! А там, где надо просто пахать, – на таких вот идеалистах и пашут. Все эти идеалистические бредни улетучиваются в первый же год работы, и когда ты остаешься наедине с действительностью, тогда начинаешь соображать – а оно
