Еретическая Книга
Леардо
Три года назад, когда мне было одиннадцать лет и ещё живы были мои родители, мама тайком начала пересказывать мне некоторые главы из Первой Книги.
Она помнила их почти наизусть.
Но рассказать успела совсем немного…
Все старинные рукописные книги под страхом смерти были изъяты и уничтожены незадолго до моего рождения, сразу после Затмения Солнца. Уничтожены по Указу Его Великой Святомудрости как еретические. Любые упоминания об этих книгах, а особенно –цитирование древней Первой Книги тоже были строго запрещены Высочайшим Указом, а нарушителей Указа ждало наказание. Медленная смерть на дыбе. Наказывались и рассказчики, и слушатели, все, кто вольно или невольно оказался осквернённым еретическим знанием. Казнь обычно происходила публично, чтобы толпа могла воочию убедиться, какая страшная участь ждёт вероотступников, осмелившихся усомниться в том, что эта Первая Книга – богомерзкая и богохульная, ниспосланная в наш мир самим Дьяволом для погибели рода человеческого. И устрашиться. Если не гнева Бога, то гнева Его Великой Святомудрости.
И гнева Его Великой Святомудрости действительно очень страшились. Все знали, что ради “спасения бессмертной души” Его Великая Святомудрость подвергает тело грешника таким очистительным мукам, от одного вида которых лишались чувств здоровые и многое повидавшие в жизни мужчины.
Я несколько раз видел такие казни. Смотреть монахи заставляли всех, даже детей старше десяти лет. На дыбе умирали очень долго, опытные палачи были настоящими мастерами, они следили не только за тем, чтобы страдания жертв были как можно более невыносимыми, но и чтобы эти страдания длились как можно дольше. Они пытали, но не давали лишиться чувств от боли, убивали, но не позволяли умереть слишком быстро. Казнили и взрослых, и детей, которым кто?то рассказал какую?нибудь красивую “сказку” из Первой Книги. Некоторые из этих публично казнимых детей были даже меньше меня.
Поэтому я понимал, как рисковала мама, начав рассказывать мне истории из древней Книги. Когда маме самой было одиннадцать лет, Первая Книга ещё не было запрещена, хотя Святая Церковь и в то время не считала благим делом Её изучение. Церковь уже тогда очень настороженно относилась к увлечению “книгочейством” простолюдинов, да и аристократов тоже. “Излишние знания, даже правильные знания, приводят к сомнениям,” — повторяли монахи одну из излюбленных фраз Его Великой Святомудрости, — “а сомнения приводят к ереси, ослабляют Веру в Бога и Святую Церковь, в Их суровую справедливость и непогрешимость”. Лишь избранным церковникам, чья крепость в истинной Вере считалась абсолютно непоколебимой, дозволялось много времени уделять чтению и увеличению своих знаний.
Но Первая Книга была любима в народе. Несмотря на то, что такие книги были непредставимо дорогими, и прочитать что?то самому удавалось далеко не всем, кто к этому стремился. Большинство довольствовалось лишь пересказами, часто очень вольными, древних текстов. Но маме повезло, в их семье хранилась и передавалась из поколения в поколение одна из этих драгоценных Книг. Мама читала и перечитывала в детстве занимательные истории про Сотворение Мира, про древних мудрецов и Боговдохновлённых пророков, про то, как Божественная мудрость была подарена людям, и как неблагодарные и неразумные люди поступали с Заветами самого Бога. И как Бог вновь и вновь прощал своих детей, которых любил не смотря ни на что.
Этот Бог из Первой Книги был вовсе не похож на того мелочно–мстительного и бесконечно жестокого Бога, которым запугивали людей монахи, слуги Его Великой Святомудрости. Бог из Первой Книги, которую пересказывала мне мама, не был жестоким. Я представлял его белобородым стариком, похожим на моего дедушку, старым, но ещё полным сил мудрецом, у которого была мягкая, немного грустная улыбка и ласковый, всепрощающий взгляд.
Бог из Первой Книги был мудрецом, но вовсе не был “непогрешимым”. Его Творение оказалось на самом деле не таким уж совершенным, каким он замышлял его. Он создавал Добро, но вместе с Добром в созданный им мир откуда?то проникло Зло. Он создал по своему образу и подобию человека, но человек этот оказался далеко не таким мудрым и добрым, как его Создатель. И люди очень много страдали, причиняя друг другу и сами себе огромную боль. И эта боль, которую испытывали Его дети, была болью и самого Бога. И эта боль, как мне казалось тогда и кажется сейчас, навеки поселилась в Его взгляде. Боль и вечная грусть от того, что в мире много несправедливого и несовершенного, от того, что иначе, скорее всего, не может и быть.
То, что мама рассказывала мне истории из Первой Книги, не знал никто. Не знал даже папа. У меня чесался язык пересказать эти истории своим друзьям, но я был уже достаточно большим, чтобы понимать, что делать этого нельзя ни в коем случае. Я уже видел тогда казни еретиков, знал, что из них пытками вытягивали сведения о тех, от кого они получили богохульные знания и кому их успели передать. И я знал, что если попаду на дыбу, не смогу
