Я опять жутко рисковал. Если законы этого мира не соответствуют сказанному мной, мужикам может очень не понравиться, что кто?то претендует на их жалкое имущество. Настолько не понравиться, что они могут взяться за меня вновь, но уже основательнее. Но мне везло, дико везло. Оказалось, что действительно тот, кто честно победил своего противника в поединке, наследует всё, что принадлежало убитому. А убитый герцог и в самом деле имел абсолютное право распоряжаться имуществом и жизнями подвластных ему людей.
Правда, мне ещё предстояло доказать, что победил я честно, и я понимал, что это вряд ли будет легко. Но не крестьянам же должен доказывать благородный рыцарь свою невиновность! Что?то там покойный староста мельком подумал про войско герцога, которое должно вскоре прискакать. Вот тем, скорее всего, действительно придётся доказывать. Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. А вот, кстати, и вода…
К нам направлялась запряжённая парой лошадей телега, на которой стоял бочонок с водой. Когда телега подъехала, её тут же догнала изящная карета, казавшаяся какой?то чуждой, неуместной среди этих бедно одетых крестьян. А четыре жеребца, впряжённых в эту карету, были до того хороши, что я, залюбовавшись, на миг забыл о своих злоключениях.
А потом…
Из кареты вышла Раина.
Она подошла и опустилась передо мной на колени.
Только теперь, при ярком свете поднимающегося над лесом солнца, я смог как следует рассмотреть её. Она была очень красива. И действительно – молода. Моя ровесница. И действительно очень похожа на Любу…
— Простите жалкую рабыню, господин Максим, – пролепетала она, и из глаз у неё медленно покатились слёзы.
Я стал утешать Раину, осторожно поднял её с колен, но она заплакала ещё сильнее. И сквозь слёзы, всхлипывая как маленькая, сообщила, что уже и не надеялась увидеть меня, её благородного заступника, живым.
Я заверил её (а заодно и развесившую уши толпу), что ещё не родился человек, способный убить меня, непобедимого рыцаря Лунного Света. Что умышлять против меня – это всё равно, что попытаться дёрнуть за усы тигра. Можно не успеть дёрнуть. А если кто и успеет дёрнуть – вряд ли успеет этому обрадоваться.
Судя по выражению туповатой озадаченности на лицах мужиков, никто из них не знал, что такое “тигр”. Но угрозу они поняли прекрасно. И явно впечатлились.
Потом я прикрикнул на Ларемиза, чтобы он занял работой этих бездельников (окрик мой вызвал паническое бегство ротозеев), принялся за “омовение” и наконец оделся.
Поданная одежда оказалась великовата, явно шили её не на подростка. Но была она чистая и нарядная, белая с красивыми узорами ярко–синего и красного цветов. Прикосновение тонкой дорогой материи было невыразимо приятным, одевшись, я почувствовал себя сосем по–другому.
Только теперь мне пришло в голову, что всё это время я был совершенно голым. Смущения я почему?то не испытывал никакого, но всё?таки одежда сильно добавила мне уверенности.
А когда я надел пояс с тяжёлым мечом герцога, на душе стало ещё легче.
Всё?таки меч – это не кол, далеко не кол, и теперь убить меня будет трудно даже большой толпой.
Я чувствовал, что желающие убить ещё появятся, но страха больше не было. За эту ночь и утро я успел пережить такое, что теперь бояться чего?то ещё мне казалось просто глупо.
Потом я заявил, что желаю отдохнуть, и на карете нас с Раиной отвезли в деревню, которая, оказывается, была совсем рядом.
Мы вышли из кареты и направились в маленький, но роскошный деревянный домик, похожий на сказочный терем. Больше суток я провёл практически без сна, в страшном напряжении. Поэтому как только прикоснулся головой к подушке, мои веки сомкнулись, и открыть глаза уже было просто невозможно.
К поданному завтраку я так и не успел притронуться. Какой там завтрак, я даже меч от пояса не смог отцепить, просто не хватило сил. Засыпая, я почувствовал, как осторожные руки Раины расстёгивают мой пояс и вместе с мечом снимают его с меня. В этом не было опасности, и я с облегчением позволил себе наконец окончательно провалиться в сон…
Присяга
Поспать удалось часа два, не больше. Разбудила Раина. С трудом открыв глаза, я увидел, что она стоит возле кровати и осторожно трясёт меня за плечо.