–
Ноги Аяваки двигаются, послушные воле Кэле. Тело предаёт. Шаг, ещё один. Аявака идёт следом за капитаном.
Но теперь всё иначе. Если Мити смогла, значит, и я смогу, – думает Аявака.
Вспоминает, как сама учила маленькую Мити. Отпустить эйгир. Пусть тьма плывёт сквозь тебя, не задевая. Ты прозрачна и чиста.
Расслабиться и дышать. Сладкий запах Кэле – завеса, обманка – растворяется, открывая настоящую его суть. Копальхем. Гниение. Смерть.
Пусть.
Нужно представить, будто ныряешь в холодный океан. Течение несёт тебя прочь от берега. Не сопротивляйся. И тогда…
Аявака чувствует боль в поцарапанной руке. Чувствует сердце – бешеное, дикое, оно колотится за три сердца сразу. Чувствует лицо – с нехорошей улыбкой, которую подарил ей Кэле.
Очень скоро Кэле заметит её маленькую победу и надавит сильнее.
Потому Аявака делает глоток из своего тулуна, длинный, жадный, быстрый. Ещё один. И ещё. Чем больше, тем быстрее.
Прости, капитан Удо Макинтош, нельзя больше ждать. Прости, чем бы это ни закончилось.
Всё. Её здесь больше нет.
Как Ийирганг ушёл
10. Капитан Удо Макинтош принимает решение
На случай встречи с обезумевшими томми Макинтош отправил Цезаря вперёд. Пёс, оценив задачу, двигался без лишней спешки, но уверено. В отличие от Макинтоша, Цезарь бывал здесь часто. Как и всякому сложному механизму, ему требовалась забота понимающего специалиста.
Мозес не покидал свою берлогу уже почти два года. Машинист-механик стал слишком громоздок, чтобы свободно передвигаться по пароходу. Лабиринты технической палубы, похожие на механизированные кротовьи норы, украшенные трубами и ржавчиной, были, кроме прочего, оснащены хитрой рельсовой системой, по которой передвигался Мозес. Ноги, даже механические, не могли исправно носить нагромождение металла, каким сделался машинист-механик за время службы на «Бриарее».
С помощью томми машинист-механик неустанно перестраивал не только пароход, но и – с особым рвением – собственное тело. Мозес состоял в переписке с такими же сумасшедшими учёными-механизаторами, как он сам, и всякий раз после получения почты команда с ужасом ждала, какое новшество примется внедрять машинист-механик и как изменится от этого жизнь «Бриарея».
Макинтош опасался, что по лекалам безумных своих корреспондентов Мозес модернизировал и собственный мозг. Что под клёпанным черепом его давно крутится тонкий парочасовой механизм с самым совершенным анкерным спуском, миниатюрными шестерёнками и изящной системой пароотводов.
Не имея возможности покидать свою берлогу, Мозес радовался всякому гостю, был разговорчив неимоверно и настолько же умён и проницателен.
Именно поэтому владения Мозеса капитан посещал не чаще, чем того требовала его капитанская совесть: посреди неуёмной Мозесовой болтовни Макинтош острее чувствовал пустоту на месте исчезнувших эмоций.
Они были уже совсем рядом с машинным отделением, когда, обернувшись, капитан обнаружил, что Аявака пропала. Мелькнула испуганным маятником мысль: Айзек прав. Весь этот кошмар, этот чёрный ужас – диверсия луораветланов, которые устали терпеть британцев. Но ведь глупо это, глупо