Джинн уже застегивал воротник сорочки.
— А ты ревнуешь? Она хотя бы не вернула ее мне.
— Я не могла оставить ее — я ведь выходила замуж.
Ненадолго в комнате повисло молчание.
— Майкл… — сказал наконец Джинн. — Он ведь тоже теперь замешан во все это?
Женщина вздохнула:
— Да, я еще не все тебе рассказала.
То поражаясь, то хмурясь, Джинн выслушал ее короткий рассказ о том, как в приютном доме, в кабинете мужа, она нашла рукопись с заклинаниями Шальмана и как пыталась разобраться с ее содержанием.
— И где она сейчас?
— У Анны. — Заметив, как изменилось его лицо, она поспешно добавила: — Не могла же я оставить ее в пекарне! Анна спрячет ее где-нибудь, но я не знаю, что делать с ней дальше.
— Сожги, — коротко посоветовал Джинн.
— Там собрано так много разных знаний.
— Это знания Шальмана и ибн Малика.
— Я думала, — тихо сказала она, — что с ее помощью можно освободить тебя.
От ее слов Джинн дернулся как от удара, а потом отвернулся, скрывая внутреннюю борьбу. Прошла целая минута перед тем, как он снова взглянул на свою сорочку и попробовал вытянуть рукава.
— У отца Софии очень короткие руки, — буркнул он себе под нос.
— Ахмад…
— Нет. Ты не должна прибегать к этим заклинаниям. Обещай.
— Обещаю.
— Ну и хорошо, — вздохнул он. — А теперь скажи, прилично ли я выгляжу?
Она с улыбкой оглядела его: отец Софии был толще Джинна, и одежда болталась на нем, как паруса.
— Во всяком случае, лучше, чем раньше.
— По крайней мере, это не то рванье, которое мне дал Арбели, когда я выбрался из кувшина.
— Тогда ты тоже был голым? Это у тебя такая привычка?
Но Джинн уже смотрел сквозь нее, будто не видел.
— Кувшин, — медленно произнес он.
— Что «кувшин»?
— Он все еще у Мариам Фаддул. Отремонтированный. Арбели точно скопировал печать… — Он помолчал, а потом проговорил чужим, задушенным голосом: — Ты была права, Хава. Есть и другой способ, только он тебе точно не понравится.
Из пекарни Радзинов Анна вышла, снедаемая любопытством. Что лежит в мешке, который ей доверили? Судя по форме и шороху — пачка бумаг. А что в бумагах? Чьи-то тайны? Страшная исповедь? Забыв о своем обещании, она уже собралась заглянуть внутрь, но вовремя вспомнила, от кого получила мешок и все те ужасы, свидетелем которых уже была. Нет, там наверняка не дневник влюбленной барышни. Лучше не знать, что там. Надо поскорее найти подходящее место, спрятать мешок и забыть.
В конце концов она решила, что лучше всего для ее цели подойдет танцзал на Брум-стрит. После разговора с Големом Анна и так непрерывно вспоминала о нем. Она не заглядывала туда с той страшной ночи и сомневалась, что когда-нибудь заглянет. Несколько раз она пыталась придумать какой- нибудь другой тайник, но ее мысли упрямо возвращались к танцзалу. Она даже знала, где спрячет мешок: в задней комнате, на самом верху большого шкафа, в котором хранятся скатерти. Надо только найти охранника Менделя и как-нибудь выманить у него ключ. Кажется, днем он все еще работает в магазине одежды на Деланси, где отглаживает доставленные из мастерской брюки. Хорошо бы он оказался на месте.
Недовольно хмурясь, Иегуда Шальман сидел за письменным столом в гостиной приютного дома и чертил на листе бумаги бесцельные кривые линии. Вспомнить заклинание, помогающее найти потерянный предмет, было не трудно, он пользовался им сотни раз. Но сейчас ему приходилось быть осторожным со своей памятью. Чересчур углубившись в нее, он рисковал потревожить свои прошлые воплощения, которые тут же начнут предлагать свои способы, и все это сольется в одну оглушительную какофонию. Теперь, чтобы вспомнить что-нибудь, ему приходилось ступать на цыпочках, подбираться к нужному предмету тайком и тут же исчезать, успев выхватить из формулы всего несколько звуков. Процесс получался мучительно долгим, и сейчас Иегуда был не в том состоянии, чтобы тянуть.
