В темных и неожиданно зорких глазах того стояли слезы.
— Мариам, — хрипло проговорил он, — мне так приятно видеть вас.
Она радостно рассмеялась, и ее глаза тоже подозрительно блеснули.
— Ах, Махмуд! До чего же чудесно! Но как это случилось?
Она взглянула на Джинна, но тут же отвернулась. Ее муж вышел из кухни, готовый вмешаться.
— Мы не могли бы поговорить с вами без свидетелей? — негромко попросил Джинн и добавил, обращаясь к Арбели: — Думаю, и тебе стоит послушать.
После чего, обменявшись несколькими быстрыми словами с Саидом, она отвела их в свою квартиру, расположенную над кофейней, и усадила за столик в гостиной. Джинн начал говорить. В нескольких простых словах он рассказал, кто он такой, извинившись за прежнюю вынужденную ложь. Еще он объяснил, кто такая сидящая рядом с ним высокая женщина, и Арбели, еще не пришедший в себя от внезапной откровенности бывшего партнера, не сразу смог в это поверить. «Вчера вечером я встретил женщину, сделанную из глины», — как-то сказал ему Джинн — и вот она действительно сидит перед ним, высокая и серьезная, и на прекрасном арабском отвечает на вопросы Мариам, а Джинн слушает и явно неравнодушен к ней.
— Постой, — совсем запутавшись, прервал их Арбели. — Ты хочешь сказать, что готов вернуться обратно в кувшин?
Может, эта женщина околдовала его? Произнесла над ним какие-нибудь заклинания? Опустив глаза, она что-то шепнула Джинну на незнакомом языке.
— Арбели, — тут же заявил тот, — ты зря боишься. Я сам так решил.
Жестянщика это нисколько не успокоило.
Потом что-то спросила Мариам, и Салех в ответ рассказал ей о человеке, ночью постучавшемся в дверь комнаты Джинна. Он описал парализующую боль, которую испытал во время извлечения искры, как будто у него выдергивали больной зуб. А потом что-то рассказывали Джинн и Голем, то и дело повторяя «мой хозяин», «мой создатель», словно вторя друг другу.
Все это казалось жестянщику бредом. Но Мариам внимательно и сосредоточенно слушала. Чуть погодя она сходила на кухню и вернулась с кувшином, который поставила посреди стола. На него тут же уставились все, кроме Джинна. Тот, сжав губы, отвернулся. Проникший в комнату солнечный луч осветил сложный орнамент из выгнутых линий и переплетенных друг с другом завитков.
— Забирайте, если вам это нужно, — объявила Мариам.
— Вы поверили? — изумился Арбели.
— Разве обязательно верить, чтобы отдать кувшин? Для меня это просто старая посуда с кухни моей матери. А для Ахмада он очень важен, это очевидно. — Она взяла кувшин и передала Джинну, который взял его осторожно, будто бочонок с порохом. — Желаю вам удачи, Ахмад.
— Спасибо, — кивнул Джинн и огляделся. — А Мэтью здесь?
— Он в школе.
Джинн снова кивнул, и было ясно, что он огорчен. Мариам поколебалась, но все-таки сказала:
— Я передам ему, что вы заходили попрощаться.
Они вышли на улицу; Джинн крепко держал в руке кувшин. Мариам распрощалась и вернулась в кофейню, кивнув по дороге мужу. Четверо неловко стояли на залитом солнцем тротуаре; все понимали, что времени осталось совсем мало, но никто не спешил расставаться. Джинн успел объяснить, что единственная их защита теперь — это скорость и расстояние. Они должны пересечь океан раньше, чем Шальман бросится в погоню. Пароход на Марсель отходил через несколько часов — София занималась билетом, один третьего класса, — но прежде Голему надо было забрать у Анны заклинания Шальмана, чтобы и их тоже похоронить в пустыне.
— А ты, Салех? — спросил Джинн. — Что ты теперь станешь делать?
Этот вопрос маячил в глубине сознания Салеха с того самого момента, когда он пришел в себя на полу в комнате Джинна и понял, что снова видит. Оставаться ли ему, как и раньше, Мороженщиком Салехом, измеряя свою жизнь нагретыми монетками и поворотами рукоятки сбивалки? Или снова сделаться доктором Махмудом? По правде говоря, ему казалось, что ни то ни другое ему больше не подходит, — похоже, он стал другим, совсем новым человеком, просто еще не понял каким. Он так давно жил ожиданием собственной смерти, что думать о будущем было так же страшно, как любоваться бескрайним небом, стоя на самом краю головокружительного обрыва.
— Надо будет подумать, — сказал он. — А пока буду рад, если смогу отыскать свою сбивалку.
Он распрощался и тоже ушел, задержав перед этим взгляд на лице Джинна.
— Ну что ж, — неловко проговорил Арбели, — мне будет не хватать тебя, Ахмад.
— Вот как? — приподнял бровь Джинн. — Вчера ты говорил совсем другое.
