– Брось оное неблагодарное дело, – отмахнулась норна. – Обманом ты никому не поможешь. Вчера будущее было ясней хрусталя, а сегодня разлетелось дымными клочьями! Похоже, ты стремишься покончить с этим грешным миром, а не спасти его.
– Не думал, что ты такая паникерша, – фыркнул Гадес. – Твое зеркало лишь подернулось дымкой, а ты уже кричишь: «Пожар!» В прошлый раз никто меня не послушал, и что из этого вышло?! Война Двух Миров, кровавая бойня, растянувшаяся на триста лет! Пойми, норна, я обязан не допустить повторения того ужаса. Это мой долг перед нею…
– О да, – невесело усмехнулась Скульд. – Долг – это самое удобное оправдание упрямству, страху, вине, глупости, зависти… Ну что же, раз так, то готовься пожинать посеянные тобой плоды… – с этими словами норна развернулась и вышла прочь, ибо здесь она так ничего и не узнала, да и не надеялась. Возможно, больше прояснит Слепая Гостья… Для норны уже стало привычным, что в любом начинании Гадеса вторую главную роль всегда играет рыжая менестрелька.
Младшая норна уже давно скрылась из виду, а эхо ее шагов еще долго витало меж каменных стен, подобно ударам метронома. Гадес молча смотрел ей вслед. Вот принесла же нелегкая! После каждого посещения Скульд на душе Часовщика становилось предельно гадостно, и хотелось завыть от отчаяния. А то, что норна, как всегда, оказалась права, он предпочел пропустить мимо себя.
Долг не просто самое удобное оправдание, оно – лучшее…
Часть вторая
О вреде и пользе изменения судеб
Глава 1
Говорят, что когда бог задумал создать в нашем мире дороги, он хотел, чтобы все они получились ровные и прямые… Да вот беда, в тот момент, когда он раскидывал их по миру, шаловливый ветер подхватил летящую дорожную паутину, смешал, перепутал и, смеясь, бросил на землю. Поэтому какую дорогу теперь у нас ни возьми – то петли, ямы да колдобины. И порою они так запутаны, что даже бывалым путникам не под силу расплести их. И лишь собаки да бродячие менестрели могут пройти по ним и не сбиться. Однако Арьяту, прошедшую множество дорог, начало одолевать подозрение, что в этот раз пресловутое менестрельское счастье ей изменило. Вроде все указания кладбищенского сторожа выполнены, все повороты пройдены. Да и поворотов-то было всего ничего, и улица не ветвилась и с другими не пересекалась. Но, вопреки всему, обещанная корчма никак не показывалась, а признаваться в том, что они заблудились на одной-единственной улице, не хотелось. Положение спас подвыпивший чахлый мужичонка, который, пошатываясь, вывалился из подворотни, нежно прижимая к груди пузатую бутыль, оплетенную лозой. В спину выпивохе полетел рваный сапог и какая-то замызганная тряпка.
– …и чтоб духу твоего больше в моем заведении не было! – визгливо неслось ему вслед. – Пьянь несчастная!
Арьята переглянулась со спутниками и уверенно шагнула в подворотню.
– Вы идите, а я еще прогуляюсь немного, – вдруг сказала Иленка. – Мы амулетную лавку проходили, надо бы пару телепортов взять, и так по мелочи… – заклинательница пытливо глядела на спутников, ожидая ответа. Самой возвращаться не хотелось, но Шири, на которого заклинательница возлагала надежды по сопровождению, безразлично отвернулся, немелодично насвистывая себе под нос. Девушка чуть насупилась.
– Ладно. Скоро вернусь, – нарочито беззаботно добавила она, и направилась вниз по улице, вскоре исчезнув за поворотом.
– Сходил бы ты вместе с ней, – озабоченно покачала головой Смерть.
– Зачем? – наигранно удивился Поводырь. – Чай, не ребенок, знает, куда лезет. Я за тебя куда больше волнуюсь…
– Шири, – голос Арьяты посерьезнел, – прекрати прятаться в скорлупе придуманного долга! Однажды ты уже за это поплатился!
Единственный глаз Поводыря недобро сузился. Впервые за много лет daeni решилась поднять запретную тему. Эдану показалось, будто тот сейчас ударит менестрельку, и юноша немного неуклюже вклинился между Смертью и одноглазым воином. Но Шири лишь зло сплюнул и вошел в корчму, гулко хлопнув дверью. Арьята, тяжело вздохнула и грустно взглянула на Эдана.
Ох уж эти мужчины… похоже, к одному непрошеному и ненужному защитнику добавился и второй. И, пробормотав что-то нелестное на сей счет, девочка подтолкнула юношу к темной дощатой двери.
Корчма «Золотая сума», даром что пряталась в закоулке, не зря считалась одной из лучших в городе. Небольшой, чисто выбеленный зал. Пол выложен темным камнем. Стоят посреди зала четыре тяжелых, идеально выскобленных стола с лавками. По мореным балкам развешаны пучки чабреца, полыни и красного перца, отчего в воздухе разливался горьковатый травяной дух.
Над стойкой проходил широкий, покрытый грубоватой резьбой брус. В него, загнав два когтя чуть не до основания, был воткнут крюк-кошка, такими иногда чистят колодцы. А с крюка свисала видавшая виды кожаная сумка – видать, та самая золотая сума, в честь которой и назвали заведение. Кожа от времени задубела и потрескалась, медные заклепки потемнели, а не единожды оборванные лямки оказались грубо приметаны серой дратвой. Однако хозяева не спешили избавляться от раритета, справедливо считая сумку не то оберегом, не то талисманом. Люстра, сделанная из тележного колеса, тускло поблескивала оранжевым светом… электрических ламп, чем несказанно удивила Арьяту. В углу у стойки мерно гудела динамка. Вот уж воистину голь на выдумку богата! Смерть насмешливо хмыкнула. Все-таки люди всегда останутся людьми, куда бы они ни угодили и кто бы ни оказался соседями. Уж чего- чего, а изобретательности этому племени всегда было не занимать.
Народу, кроме них, в корчме не наблюдалось. Да и кому охота в такую паршивую погоду высовывать нос из дому, даже если эта часть тела отчаянно
