ощутить твердую почву под ногами, попить настоящей воды, поесть хлеба. Девочка с облегчением повалилась на теплый песок и принялась радостно, по- щенячьи кататься. Она нашла несколько кокосов, разбросанных по берегу, и с первого удара разбила один из них о камень.
Море делает девочек сильнее, вот так-то.
Прихлебывая водянистое кокосовое молоко и похрустывая мякотью, Сентябрь сняла с корабля оснастку, оделась, туго завязала на талии пояс пиджака и отправилась в глубь острова на поиски еды поосновательнее. Наверняка она уже недалеко от Одинокой Темницы и может позволить себе потратить немного времени на обед, если только это не означает очередной пытки рыбалкой.
Но в глубине зеленого острова не нашлось ни деревушки, ни уютных домиков, пускавших дым из трубы, ни главной площади, ни звонящих колоколов, вообще ничего. Кроме мусора.
Пляжный песок сменился длинными шуршащими водорослями, и на этой продолговатой поляне валялось множество странных вещей, как будто это была свалка. Старые сандалии, чайники, поломанные зонтики, банки из-под клея, порванные шелковые ширмы, ковбойские шпоры, разбитые часы, фонари, четки, ржавые мечи.
– Есть тут кто-нибудь? – позвала Сентябрь. Никто, кроме ветра, шевелившего траву, ей не ответил. – Как тут безлюдно… Похоже, кто-то забыл за собой убрать, причем довольно давно. Ну хорошо, может, я хотя бы найду новые туфли…
– А вот это вряд ли!
От страха Сентябрь так и подпрыгнула. Она была уже готова бежать к кораблю и никогда больше не вступать в контакт ни с какими островами – но любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Она вертела головой и всматривалась в траву, надеясь разглядеть, кому принадлежал голос. Однако увидела лишь пару соломенных сандалий с кожаным ремешком, охватывающим подошву.
Когда она на цыпочках приблизилась к ним, чтобы рассмотреть получше, на пятках сандалий открылись два старческих желтых глаза.
– Кто тебе разрешил меня трогать? Уж точно не я! Мне решать, чьи ноги будут меня плющить с утра до ночи!
– Ой, простите! Я не знала, что вы живые!
– Вы, ногастые, всегда так. Думаете только о себе.
Другие обитатели свалки стали подползать ближе: мечи обнажили длинные стальные лезвия, банки расправили толстые мускулистые ноги. Шелковые ширмы придвигались к ней гармошкой, чайники повернули носики к земле и плевались паром, чтобы подпрыгивать повыше. Над ними, слабо светясь, летал оранжевый китайский фонарь с бахромой, которая развевалась на ветру. Мусор собирался вокруг Сентябрь с грохотом и звоном.
– Мистер Сандалии…
– Меня зовут Ганнибал, с твоего позволения.
– Ганнибал, я прочитала много книг, встречала спригганов, оборотней и даже виверна, но даже представить себе не могу, что же вы такое!
– КТО! – заорали сандалии, подскакивая и трепеща ремешками от возмущения. – Кто, а не что! «Что» говорят о неодушевленных предметах, а я живой! Я – «кто»! Нас называют цукумогами.
Сентябрь неуверенно улыбнулась. Это слово значило для нее не больше, чем «ххтотм» мистера Мапы. Пара шпор, бренча, закрутилась на тонких паучьих ножках.
– Нам сто лет, – сказали они, как будто это все объясняло.
Оранжевый китайский фонарь, поразительно напоминавший Сентябрь тыкву, мигнул, привлекая внимание. На его бумажной поверхности стали медленно появляться изящные, золотые, пламенеющие буквы:
Сентябрь уперла руки в бока.
– О, простите! Я не знала! Если дома стоит диван и выглядит как простой диван, откуда мне знать, что это не просто диван?
– То есть все вещи у меня дома… просто спят до сотого дня рождения? – Сентябрь прикусила губу и в задумчивости посмотрела на редкую траву. – Это странно и грустно. Я часто теряю и ломаю вещи задолго до того, как им исполнится сто. Но… почему же у вас нет своего собственного дома? Или го?рода?
– Сколько тебе лет? – надменно спросил Ганнибал – соломенные сандалии.
