есть – в наше смутное, измученное тотальным прогрессом время? Развилка!»
Она опять вздрогнула и стала покрываться мурашками. Продавщица на заправке упомянула развилку за Бродами и Улымжарово. Можно только налево, на запад. Направо ни в коем случае нельзя… Рогачева, злобно мурлыча под нос, повернула направо! Машина въезжала в темный осиново-еловый лес. Деревья почернели от старости, молодняка здесь практически не было. На опушках и вдоль обочин топорщились заросли неряшливого папоротника. Дорога превратилась в непролазную колею, заросшую сорной травой. Машину подбрасывало, люди держались за выступающие части салона.
– Вижу грибника, – объявила Рогачева.
– Тормози, – встрепенулся Генка. – Спросим, далеко ли до Распадов. Пусть сориентирует – а то этой тетке в коробке я уже не верю. И по нужде давно пора – пиво, между прочим, погулять хочет…
– Почему это мы должны опорожняться рядом с грибником? – возмутилась Алла.
– А рядом с нами, значит, можно? – бескультурно хрюкнул Артем.
На опушке перед лесом действительно копошился пожилой мужчина в засаленной штормовке. Он сидел на корточках и отправлял в плетеную корзинку срезанные грибы с красноватыми шляпками. Машина притормаживала. Мужчина покосился из-за плеча – судя по сухому морщинистому лицу, он вышел на пенсию еще во времена развитого социализма.
– Мухоморы, что ли, собирает? – озадачился Руслан.
– Сам ты мухомор, – вырвалось у Ульяны. – Обычные подосиновики…
Генка вывалился из машины, побрел в кусты, проваливаясь в мох. Остальные не рискнули выходить, настороженно озирались. Окно со стороны водителя было открыто. Ветер завывал порывами, теребил листву деревьев на обочинах. Что-то монотонно постукивало в лесу, встревоженно чирикали птицы. Как-то съежилась за рулем Рогачева, исподлобья глядела по сторонам. Олег машинально отыскал руку Ульяны, сжал ее, словно она уже срывалась с высокого старта. Грибник повернулся к дороге спиной, переместился на другую сторону кустарника и завозился в траве.
– Ну и в глухомань мы забрались… – обобщил всеобщее настроение Райдер и с усилием проглотил слюну. – А ведь еще обратно через эту целину ехать…
– Обратная дорога короче, – усмехнулся Артем и вздрогнул, когда на опушке между ветками забилась крупная птица, тревожа листву.
– Назад не придется… – пробормотал Борька со зловещим придыханием, за что и получил от Аллы кулачком под ребро.
Через минуту из кустов вывалился Генка. Он подтягивал штаны и что-то жевал. Поначалу он направился к машине, потом передумал, зашагал к грибнику и начал у него что-то выспрашивать. Мужчина оторвался от своего собирательства, поднял голову. С дороги плохо просматривалось его лицо – вуалировали ветки. Генка проторчал с ним довольно долго – что-то спрашивал, выслушивал ответы. Поначалу он был подчеркнуто вежлив, изобразил неуместный в глубинке жест «вай». Потом поскучнел, сделался каким-то землистым. Он хмуро внимал, явно не пребывая в восторге от адресованной ему тирады. Потом что-то бросил, неуверенно улыбнувшись, еще немного послушал и побрел прочь, пребывая в нехарактерной задумчивости. Абориген проводил его долгим взглядом, покачал головой и на корточках сместился к соседнему кусту – похоже, благородные грибы в этой местности росли друг на дружке. Генка пребывал в такой задумчивости, что забыл, куда направлялся. Сделал несколько шагов, очнулся, повертел головой и потащился к микроавтобусу.
– Старичок открыл тебе страшную тайну? – осторожно осведомился Семен, когда Генка забрался в салон.
– Что? – Генка вернулся в чувство и как-то со скепсисом почесал оттопыренное ухо.
– Что слышал, – ухмыльнулся Борька. – Колись – старичок-боровичок подтвердил тебе всю достоверность озвученной мной информации? Мы едем туда, откуда живыми не возвращаются?
– Да идите вы, – отмахнулся Генка и немного покраснел. – Все нормально. До Распадов верст шесть – не ошибемся, если поедем по этой дороге. Старичок пришел из Улымжарово – мы мимо проезжали. Кормится тем, что собирает в лесу. Отвозит грибы в Каргалак и продает в базарный день. В Распады он никогда не ходил, молва об этой местности гуляет недобрая. Но чтобы какие-то ужасы… такого он не слышал, – Генка немного смутился, устроился на свое место и отвернулся к окну.
В конце пути народ опять разговорился – натужно, через неохоту, но вроде оживились. Пейзаж мрачнел с каждой верстой. Угрюмые осинники теперь чередовались с нагромождениями скальных пород. Временами леса отступали и местность принимала такой вид, словно ее утюжили бомбардировщики. Дорога тоже была не лучше – Артем удачно пошутил: такое ощущение, что еще Ермак ее топтал, а после него никто. Внезапно обнаружили, что параллельно заросшей чертополохом грунтовке тянется бетонная дорога – вернее, остатки бетонной дороги. Плиты давно раскрошились, разъехались, во многих местах дорожное полотно просело, превратилось в вереницу впадин и перегибов – и почти на всем протяжении поросло бурной флорой. Информация подтверждалась – здесь когда-то находилась воинская часть. Проплывали разрушенные бараки, покосившееся здание гарнизонного клуба – оно наполовину вросло в землю, а то, что осталось над поверхностью, превратилось в какую-то страшноватую клумбу. Проплыла баскетбольная площадка, на ней сохранился единственный щит на столбе с проржавевшим кольцом. Здания с пустыми глазницами остались в стороне – они удалялись, люди смотрели на них как завороженные. Между скалами оставалось единственное место для проезда, и голос в навигаторе настойчиво уверял, что нужно ехать именно сюда, никуда не сворачивая, а через двести метров будет то, к чему стремились. Свернуть тут, в принципе, было некуда. Люди молчали, исполнясь какого-то трепетного пиетета. Даже Рогачева перестала бубнить и лишь сердито пыхтела. Сумрачные скалы теснились вдоль изрытых обочин –
