абсолютным приоритетом. За гранью она почувствовала необычайную злость. Страх остался, но вместе со страхом в душе рождалось что-то еще – невиданное бешенство, желание рвать и метать… Отшатнулась Рогачева, отметив перемены в ее лице. А Ульяна уже хватала валяющуюся под ногами ножку от кровати – все, что осталось от Генки.
– Я не пойду туда… – в ужасе попятилась Алла. – Хоть убивайте, не пойду…
Да больно надо! Ульяна решительно не умела драться, но однажды так зафинтила сумочкой хулигану, приставшему к ней в подворотне, что у того челюсть сорвало с крепежа! Треснулся затылком о решетку, и Ульяна в страхе убежала, думая, что убила оступившегося человека. Наутро, впрочем, в подворотне не было никаких подозрительных трупов, машин с мигалками, следственно-криминалистических групп, исследующих место преступления… Она ворвалась в соседнее помещение, чувствуя, как пылают щеки и раскалывается голова. Здесь тоже не было ни одной живой души! Груды древнего хлама, пыль, запустение, какое-то истлевшее тряпье. Она вертелась как юла, выставив руку с телефоном. Господи, кажется, поживем еще… Напряжение оказалось настолько высоким, что она не выдержала, рухнула на колени. Неуверенной поступью вошла Рогачева, выбивая зубами дискотечную дробь. Скользнула внутрь и прижалась к стеночке Алла. Кровавая дорожка тянулась к нише загадочного назначения. Вокруг нее валялись горы хлама, сколоченные в щиты доски, огрызки какой-то решетки. Вновь заныло сердце, кажется, Ульяна поняла. Дом оказался не просто домом, а домом с секретом… Она поднялась с колен, поволоклась к нише, сжимая стальную трубу. В нише имелся потайной ход – что для жилища староверов (а тем более «высокопоставленных» староверов) не было никаким нонсенсом. Часть деревянной стены в углублении действительно отошла в сторону. Она потрогала ее, констатировав, что это в некотором роде дверь, – попятилась, занося трубу. Но злые гоблины не ринулись на штурм. Чувствовался запашок, шевелились волосы на затылке – явственное подтверждение, что совсем недавно здесь кто-то был…
Она бы ни за какие миллионы не сунулась в этот лаз! За примитивной, грубо сработанной дверцей на Ульяну смотрела зловонная тьма. Генку уже не догнать. В этих лабиринтах можно легко заблудиться и сгинуть…
Она тащила, надрываясь, к нише щит из сколоченных досок – странно, что он не развалился от губительного воздействия времени. Двигала громоздкую тумбу, сбитую на века. Спохватились девушки, кинулись помогать, глотая слезы. Задвинули тумбу в нишу, без сил опустились на корточки.
– Он сказал, что будет следующим… – с усилием вымолвила Алла. – Господи, он ведь чувствовал… Бедный Генка…
– Да что все это значит! – взмолилась Рогачева.
– Без вариантов, – процедила сквозь зубы Ульяна. Довольно странно, но она переборола свой страх. Ее трясло, но эта лихорадка была другого рода. Почему она так долго приходила в себя?! Лезть в окна, разблокировать люк этим тварям почему-то не хотелось. Они пробрались по потайному лазу, забрали Генку, попутно перерезав ему горло, и утащили в свой лаз…
– А почему нас не тронули? – жалобно прошептала Алла.
– Забава у них такая. Потешаются, глумятся… Привалило им развлечение – не так уж часто случаются в урочище забавы… Избавились от мужчин, что логично, а теперь потихоньку примутся за нас… Для чего нужны женщины, угадайте с трех раз? Если эти твари, разумеется, мужчины…
– Но я не хочу… – слабым голосом протянула Алла. – Это что же, теперь и мы начнем пропадать… по очереди?
– Что же делать-то? – взмолилась Рогачева.
– Будем втроем совершать глупости… – ухмылка, сооруженная Ульяной, смотрелась, видимо, гармоничной частью нового образа – подруги уставились на нее со страхом. – Сколько здесь тварей? – прикинула Ульяна. – Наверное, не больше четырех. Или трех. Спустимся вниз, шуметь не будем, а там посмотрим, как можно вырваться… Что-то мне подсказывает, что туман рассеялся. Побежим к машине, никто не возражает? Кинемся – и черта с два они нас догонят!..
Это был не план, а голимое убожество. Но что-то подсказывало Ульяне, что, ввиду внезапности, это может и прокатить. Если не шуметь, как одно животное в посудной лавке, постараться обуздать свой необузданный страх… Они сидели на коленях перед люком, словно бы молились (Ульяна точно молилась). Половицы внизу не скрипели, стояла тишина. Ульяна на цыпочках подбежала к окну, приложила ухо. Где-то под забором потрескивал сверчок, далеко в лесу глухо ухала ночная птица. Часы показывали половину второго ночи – время, когда живым существам полагается спать. Она выжидала – терпеливо, боясь пропустить мимо уха хоть какую-то мелочь. Потом известила шепотом, что следует пристроить телефоны так, чтобы они освещали люк.
– Только без шума, девчата, ходить на цыпочках. Чуть шумнем – пиши пропало.
Они встали в кружок, приподняли шкаф, перетащили на пустое пространство, стараясь сильно не пыхтеть. Слава богу, что во время переноски от этой рухляди ничего не отвалилось! Постояли у люка, послушали. Взялись за кровать, которая стала скрипеть ржавыми пружинами, оттащили и ее. Выключили фонари – жизнь в них еле теплилась. Ульяна приникла к люку, сжимая трубу. Сидела несколько минут, вглядываясь в черноту, не шевелилась. Остальные тоже помалкивали. Интуиция снисходительно допустила: ладно, детка, так и быть, внизу чисто…
Это было странно, хотя вполне возможно. У обитателей Распад имелись на сей час другие дела (возможно, связанные с недавно захваченными трофеями или со сном). Выждав еще немного, Ульяна перегнулась через край и рискнула включить фонарик. Среди обломков лестницы под люком имелся свободный пятачок пола, на который можно было приземлиться. Она спускалась первая – по канату из связанных штормовок, один конец которого примотали к скобе в торце створа. Спуск прошел успешно и почти бесшумно. Ульяна присела на корточки, обняв трубу, превратилась в изваяние. И снова
