зажглась, как сухой сарай. Она приподняла голову, мучительно долго наводила резкость. Трудно было косить в сторону. В углу лежала связанная Рогачева. Ради приличия на нее набросили жилетку, чтобы не светила своей вызывающей наготой. Рогачева подрагивала и стонала – жива…
Потуги Ульяны привлекли внимание. Над ней склонилось что-то отвратительное, не поддающееся литературному описанию. У уродца было искривленное туловище, из спины торчал остроконечный горб. На голом черепе красовались две шишки, из которых торчали пучки седых волос. Физиономия казалась сплюснутой, набранной из морщин и складок – при этом ее по диагонали пересекал «глубокий каньон» – словно много лет назад по ней от души врезали топором. У существа был крючковатый заостренный нос с шикарным волдырем, раздвоенный подбородок, глазки прятались в глубине глазных впадин, в них поблескивали рубиновые огоньки. Существо приблизило к Ульяне свою физиономию, гнусно ощерилось. Шея у него была такая же складчатая, морщинистая, слева выделялся засохший кровавый рубец – видимо, данному экземпляру Ульяна пыталась перепилить шею…
Существо похлопало ее по щеке корявыми пальцами, подмигнуло. Ульяна закрыла глаза. Может, рассосется? Рассосалось, но ненадолго. Когда она открыла глаза, над ней покачивалась другая харя – в принципе, похожая, если не замечать, что вместо ушей рваные лохмотья и господину срочно требуется реконструкция носа. На лбу цвела сиреневая шишка – отметина от монтировки…
Когда над Ульяной склонился третий экземпляр, она уже была по горло сыта. Но созерцала его с подчеркнутым безучастием. Этот тип оказался самым живописным. Сходство с первым и вторым присутствовало, но нос и щеки были сильно обожжены – как будто ему в морду кто-то ткнул горящий факел. Впрочем, мелкие неприятности уродца не тревожили, собственная внешность его заботила мало. То, что на голове у него запеклась кровяная короста, тоже не играло значительной роли. А также вмятина на виске и поврежденная коленка, которая бросилась в глаза, когда он, насмотревшись на добычу, заковылял прочь.
«Какие душки», – с тоской подумала Ульяна.
Вошла Алла Сотникова, подавила зевоту, угрюмо посмотрела по сторонам. Приблизилась к куче металлолома, села на корточки и стала задумчиво что-то перебирать. Она уже не хромала, что выглядело странно. Ульяна смотрела на нее с подчеркнутым равнодушием. В душе рождалась великая пустота. Алла Сотникова в этот час не была похожа на лучшую подругу. Потрясенной она не выглядела. Немного усталой, не более. Одежду она не сменила, но лицо вымыла и частично причесалась.
– Пригорюнилась, подруга? – подняла она голову, устремив на Ульяну какой-то незатейливый взгляд. – Да ладно, перестань. Сделай грустный смайл, и все пройдет. Прикольные гномики, да? – она без эмоций подмигнула. – Похожи на жертв генетического эксперимента. Но это не так. Просто они еще не совсем произошли от обезьяны.
Ульяна помалкивала. Требовалось решительное переосмысление кое-каких вещей. Алла ее молчание расценила по-своему, отряхнула руки, поднялась с корточек и подошла. Встала сбоку, чтобы Ульяна не дотянулась до нее ногами. Ульяна покосилась ей за спину. Троица живописных господ продолжала радовать своим присутствием. Они что-то перетаскивали. Самый живописный взял за ноги Рогачеву, оттащил в угол.
– Тебе, наверное, интересно, кто такие эти загадочные микроорганизмы? – Алла с любопытством склонила голову.
Ульяна помалкивала.
– А что, – сухо засмеялась Алла. – В общем-то, неплохо подготовили импровизацию, согласись? Ярко, зрелищно, незабываемо… Надеюсь, ты уже поняла, подруга, что это я подговорила Борьку Поплавского затеять глупый спор и заманить всю нашу компанию в Распады? Науськала, снабдила инструкциями, информацией, хорошо заплатила, чтобы не проявлял любопытства раньше времени. Он что-то начал подозревать, мог расколоться, пришлось дать этим убогим знак, чтобы его убрали первым.
– Значит, ты все время обманывала… – разлепила губы Ульяна. – Зачем ты это делала?
– Как зачем? – удивилась Алла. – Думала, что вы поверите. Вы же поверили?
– Какая же ты ведьма…
– Ведьма? – засмеялась Алла. – Я где-то прокололась? Кстати, я пошутила, – она стерла с губ улыбку. – Нога у меня не болит. Еще одна импровизация – чтобы вы с Рогачевой не бежали впереди паровоза. Я, кстати, очень удивилась, когда эти милые люди доложили мне, что ты утонула… Ну, мы умеем с ними общаться – на языке, который тебе ни о чем не скажет. Поначалу, признаться, поверила. Потом меня взяли сомнения. И не поверишь – я была почти уверена, что если ты выжила, то обязательно вернешься в Распады выручать нас с Рогачевой. Знаю, что ты посетила бокс с нашими мертвыми ребятами, – Алла криво усмехнулась. – Ну и как, поболела за наших? Дольше всех сопротивлялся, как ни странно, Семен… В то время он еще не был покойником. Отбивался, хныкал, норовил сбежать, а у самого уже горлышко было подрезано… гм…
Ульяна закрыла глаза. Она не могла больше видеть эту тварь. А на бывшую лучшую подругу напало словесное недержание. Она вкрадчиво говорила и говорила, тщательно проговаривая слова. Три душевных господина, имеющих честь проживать в Распадах (или в основном под ними), вовсе не потомки набивших оскомину староверов. Были здесь и староверы, была и военная часть, на которой в семидесятые случился выброс радиации. Эвакуировали военных не сразу, режим секретности, все такое, максимально старались преуменьшить масштабы радиоактивного заражения – чтобы не нести серьезной ответственности. В подвале медсанчасти имелся в наличии большой банк крови – доставили закрытым грузовиком из города – специально для солдат, которые служили в части; им делали регулярные переливания, чтобы смягчить последствия лучевой болезни. А через несколько месяцев после того как часть в неразберихе эвакуировали, в пустой деревне поселилась группа беглых зэков.
