– Ритуальная игра дампов, – забирая у Книжника мяч, пояснил Зигфрид. – Проигравших убивают. А вон, смотрите…
У боковой стены, подвешенные на крюках, висело множество иссохших мумий в рваном тряпье.
– Зная любовь дампов к жизни, это, наверное, игра в поддавки, – пробурчал Книжник.
Зигфрид отбросил голову нео, и она покатилась в темноту. Оставив за собой жутковатое игровое поле, маленький отряд вышел к лестнице. Подниматься по ней было опасно: поврежденные пролеты висели буквально «на соплях». Под тяжестью био, что плелся сзади, хрупкий бетон трещал и крошился, угрожая треснуть и осыпаться.
Подняться удалось лишь до десятого этажа. Выше лестничные пролеты были сметены взрывом. Выйдя в широкий холл с большими окнами-бойницами, Зигфрид демонстративно швырнул на пол рюкзак и положил сверху меч в ножнах.
– Маркитанты нас здесь не достанут, – сказал он, оглядываясь. – Можно перевести дух, оглядеться.
Книжник подошел к большому оконному проему. В лицо дунуло холодным ветром с привкусом железа и гари.
Отсюда, с высоты десятка этажей, ипподром был виден как на ладони. В лунном свете тускло блестели корпуса био. Бесконечное движение по кругу вроде бы прекратилось, и от этого становилось страшно.
Словно железные детали окончательно собрались в смертоносный механизм. Осталось дождаться самого последнего «винтика».
– И что дальше? – завороженно глядя на овал ипподрома, проговорил Книжник. – Сколько времени у нас осталось?
– Часов девять, – тихо отозвался Тридцать Третий.
– И все это время мы будем просто сидеть?!
– Ну, «титан» должен пройти рядом… Будем караулить его сверху.
Книжник повернулся, поглядел на кио. Тот лишь развел руками. Вот это и остается – просто развести руками. Книжник сжал кулаки.
Ну нет, это не его история! Он не станет дожидаться, чем дело кончится! Он…
Пол под ногами тяжело вздрогнул: рядом рухнул добредший-таки сюда био. Молния подбежала к замершей «игрушке», оглядела, коснулась железной головы, что нелепо вывернулась в сторону.
– Он умер… – тихо сказала она. Слез на ее лице не было. Одна лишь тихая грусть.
Три-Три подошел ближе, опустился на одно колено, осмотрел робота, постучал пальцем по кожуху головы:
– В мозг попали. Четко в основание черепа – в самое уязвимое место.
– Надеюсь, я тому гаду тоже в мозг попал! – зло отозвался Книжник.
Он смотрел на маленькую Молнию, потерянно глядящую куда-то в сторону. Только сейчас семинарист понял: Жук не рвался на призыв Сержанта, он предпочел этому «зову» дружбу с маленьким человеком. Только теперь стало понятно, что в этой железке было больше человеческого, чем в любом из дампов, а то и в некоторых людях. Подумалось: отчего больше всех всегда теряют хорошие люди? Всякие подонки живут, не зная печали, не особо страдая при потере тех, кто рядом, – ведь у них нет настоящих друзей, привязанностей. Это жестоко и несправедливо. Неправильно устроена жизнь. Неправильно…
– Скажи, Три-Три, – оглядывая робота, произнес Книжник. – Он сильно поврежден?
– Кто, био? Говорю же – в мозг попали.
– Только в мозг?
– Ну, ты даешь! Мозг – самое главное. Вспомни, мы к нео за «расходниками» лазили. Так что теперь это – просто груда железа.
Книжник помолчал немного, потом сказал:
– А ты вспомни, как он дрался с дампами. Довольно бодро для строительного робота.
– Он не строительный, а инженерно-саперный, – возразил Тридцать Третий. – Он создан действовать в составе специальных подразделений, совместно с человеком, и должен уметь постоять за себя. Только чего теперь говорить об этом?
– Он сильный, быстрый и сравнительно небольшой, – горячо зачастил Книжник. – Ему бы нормальные мозги – он бы и «мангуста» одолеть смог!
– Так где ж их взять, мозги-то? – мрачно спросил Тридцать Третий.
– Здесь! – сверкнув глазами, Книжник коснулся собственной головы.
Три-три обмер:
– Что ты имеешь в виду?
Парень помолчал, собираясь с духом. Мысль, посетившая его, была проста и страшна. Более того – она была сродни самоубийству. Но это все ерунда по сравнению с грядущей тотальной катастрофой. Тут главное, о себе не думать. Да, лучше не думать.
Потому что от одной мысли о задуманном можно сойти с ума.
– Ты говоришь, у него поврежден только мозг, – семинарист выговаривал слова медленно, рассудительно, словно убеждая самого себя в той дикой идее, которая пришла ему в голову.
– Так и есть, мозги всмятку. Вон, из пулевого отверстия гной сочится. Но что ты хочешь сказать?
