опознания?
– Дурак, что ли, совсем? – с очень натуральным удивлением осведомился Петрович. – Покойника-то зачем тащил? Бросил бы его там…
– Джонни надеется, что за мертвое тело тоже полагается вознаграждение. В лучших традициях Дикого Запада – доставить живым или мертвым…
Джонни оперся о капот машины и встал.
– Выгрузи в госпиталь, – сказал Петрович. – Я туда позвоню, предупрежу. И полицию – тоже предупрежу. Там все нормально было, ты не подставишься?
– Нападение с захватом заложников, перестрелка генерала с шерифом, моя самозащита и все такое, – вздохнув, перечислил Лукаш. – Шериф подтвердит. И свидетель тоже. Целый федерал…
– Не очень целый, – поправил Джонни слабым голосом. – Совсем не целый. Умру я, наверное.
– Выживешь, – пообещал Лукаш. – Зря я тебе, что ли, жизнь спасал?
– Скажи ему, что за покойника тоже что-то полагается, – сказал Петрович. – Может, даже в полном объеме. Порадуй жадину, а сам в госпиталь, прими помощь, пообщайся с полицией, а потом – ко мне.
– А сам ты уже не можешь приехать к раненому подчиненному? – желчно осведомился Лукаш. – Я, значит, истекая кровью, прорвался сквозь заставы и патрули, меня чуть не убили и несколько раз целились даже из пулеметов, а ты меня будешь в офисе ждать?
– Представь себе. Я занят. У меня – посетители. И если ты не перестанешь ныть, то к твоей огнестрельной царапине прибавится еще и пара закрытых переломов с ушибами. Я доступно излагаю?
– Доступно. Понял, шеф. Есть, шеф. Больше не повторится, шеф. Ты тогда свяжись с нашими оккупантами и по поводу вознаграждения напомни. Мне, как я понимаю, полагается тоже толика малая? Джонни за жмурика не собственного изготовления пятьдесят штук многовато будет…
– Закрой рот, подбери слюну и отправляйся в госпиталь, – посоветовал Петрович и прервал соединение.
– А я к тебе, как к порядочному… – тихо сказал Джонни. – Многовато… Из-за твоего интервью мне чуть голову не проломили, а ты… Кстати, если все деньги передадут мне, то есть одна схемка по налогам. Потеряем процентов до десяти, ну до двенадцати… А если ты свою долю будешь получать отдельно и официально, то сколько там у тебя отрежут в России?
На Джонни информация о деньгах повлияла, как холодный компресс. Голос окреп, движения стали более уверенными, а когда Лукаш и федерал сели в машину, на щеках Джонни вроде даже заиграл румянец.
– А чего ты ему прямо из Бриджтауна не позвонил? – спросил Джонни, когда Лукаш тронул машину с места. – Он бы еще и вертолет прислал…
– Кто прислал? Петрович прислал? Не смешите меня, – отмахнулся Лукаш. – А звонить я не стал, ибо даже у мобильных телефоном могут быть уши. Пятьдесят штук евро – это повод перехватить машину? Нас бы выгрузили, зарыли бы где-нибудь…
– Ну, прямо мегабоевик, – Джонни попытался покачать головой, но зашипел и схватился за голову обеими руками.
– Боевик не боевик, но зачем светиться из-за ерунды? Доехали и доехали. Если бы он не позвонил, я бы до самого госпиталя сохранял режим молчания. Бывали, знаете ли, случаи…
Лукаш устал. Болела рука, но не это было самым трудным. С утра он играл балбеса, днем он играл балбеса, а потом исполнил для предателя и перебежчика монолог туповатого киллера на службе государства, сейчас все еще нужно продолжать игру и снова перед единственным зрителем. Хотелось встать под душ, смыть с себя грязь, пот и кровь, а потом… Потом напиться до свинского состояния. К девкам из миссии Красного Креста завалиться, Инга глазки вчера строила совершенно недвусмысленным образом.
Кому все это может мешать? Петровичу? Так не мешает же. Ничего не изменится, если Лукаш к нему явится не сегодня к полуночи, а завтра утром. А еще лучше – в полдень…
Перед въездом в тоннель на Двенадцатой машину остановили полицейские. Вот на них бумаги Джонни произвели самое благоприятное впечатление. Только глянув на удостоверение федерала, дородный афрополисмен подтянулся и расправил плечи, а когда посмотрел на сопроводительное письмо с требованием оказывать всемерную помощь, то сразу почтительно согнул спину, будто ожидая какого-нибудь указания и всячески демонстрируя желание помочь и даже услужить.
Наверное, если бы Джонни потребовал протереть лобовое стекло и сгонять за льдом, полицейский бросился бы приказ исполнять. В Вашингтоне в последнее время самым страшным наказанием был не штраф или увольнение с работы. Это как-то можно было пережить, а вот если тебя выкинут из города, за пределы Зеленой Зоны, вот тут и начнутся настоящие проблемы.
Полицейский вернул бумаги и отошел в сторону. Лукаш краем глаза заметил, как улыбка сползла с его лица, уступив место недоброму прищуру и брезгливо изогнутым губам. «Но в спину пока еще не стреляют, – подумал Лукаш. – Пока».
Хотя, с другой стороны, все эти изменения в поведении патрульного Лукашу могли только примерещиться. Лицедеям и лицемерам свойственно подозревать окружающих в неискренности и фальши. «Ты просто устал, – пробормотал Лукаш. – Ты устал, это пройдет. Еще один рывок. Последний. Или предпоследний…»
Тоннель был пустым – комендантский час, о котором предупредил полицейский и напоминали каждые десять минут все радиокомпании Америки, вступил
