– Бурлит и клокочет, – сказал Лукаш. – Клокочет и бурлит, того и гляди, выплеснется через край.
Анюта выбежала из кабинета Петровича и куда-то умчалась, даже не глянув на Лукаша.
Подал голос его мобильник.
– Здравствуй, Джонни, – сказал Лукаш. – Тебя уже выпустили из застенков?
– Мы можем встретиться? – спросил Джонни, не отвечая на приветствие. – Как можно быстрее.
– Не знаю, – ответил Лукаш, глянув на дверь кабинета Петровича. – Я тут ожидаю накачки от шефа…
– Очень нужно, – проронил Джонни жалобно.
– Ну… Где и когда?
– Ты сейчас в офисе?
– Да.
– Через десять минут я буду в кафешке… ну, в той, где мы с тобой завтракали. Напротив входа…
– Понял. Через десять минут, – сказал Лукаш.
В конце концов, можно будет узнать у бедняги, что именно у него выпытывали в ФБР и на что давили в первую очередь.
– Ты о деньгах не спрашивал? – помолчав несколько секунд, спросил Джонни.
– Нет, но Петрович сказал, что мне вроде полагается… Но ты тут при чем?..
– Ладно, – вздохнул Джонни, – через десять минут.
Из кабинета вышел Петрович.
– Анюта сказала, что тебе не нравится твоя же статья, – почти совсем без угрозы в голосе сообщил Петрович. – Это мятеж?
– Это врожденное чувство прекрасного и болезненная честность, – ответил Лукаш, пряча телефон в карман. – А это был Джонни, который совсем с ума сошел от жажды наживы и снова напоминал о деньгах. И как-то очень искренне говорил… Может, дадим ему? Вербанем – и дело с концом. Как в старые добрые времена. Мы ему деньги, а он нам…
– А он дополнительную головную боль, – Петрович покачал головой. – Вот казалось бы – милый молодой человек, выпускник Аннаполиса по специальности «морская пехота». Третий в выпуске, между прочим, но служить не стал, не нашлось для него места, ушел на госслужбу. Не женат, живет вместе с несовершеннолетней сестрой, опекуном которой является. И почему он так суетится, можешь объяснить? К нему, кстати, подкатывались на предмет вербовки, но он послал всех подальше и сообщил в ФБР. Ты не застал Кшиштофа Каминьского, его выперли из Штатов с волчьим билетом. Тогда американцы себе еще могли это позволить… Вернее, им это позволяли… Ладно, заходи, поболтаем.
Лукаш вошел в кабинет и сел в кресло для гостей. Петрович уселся на свое место. Задумчиво посмотрел на Лукаша.
– Значит, слушай. Один, девяносто четыре, пятнадцать, триста пятьдесят восемь…
– Петрович, не начинай, – замахал руками Лукаш, но Петрович был неумолим.
– Десять, шестнадцать, девяносто четыре.
– Девяносто четыре уже было, – с обреченностью в голосе произнес Лукаш.
– Знаю. И тем не менее какие числа я задумал? – Петрович двинул по крышке стола листок бумаги, прикрыв его ладонью. – Быстро!
– Пятнадцать и десять, – сказал Лукаш.
– И?
– И вторые девяносто четыре. Доволен?
Петрович перевернул листок бумаги, посмотрел на числа, выписанные в ряд. Пятнадцать, десять и вторая девяносто четыре были обведены кружками.
– Какого хрена мы тут с тобой делаем? – спросил Петрович, доставая из ящика стола флягу и два металлических стаканчика. – Ездили бы по миру, выступали бы. Неплохие деньги бы подняли… А мы тут в заморском дерьме ковыряемся… Это у тебя с рождения такой талант?
– Сто раз уже обсуждали, – вздохнул Лукаш. – Никакого таланта. У тебя же все по глазам видно. Зрачки играют.
– О как… – пробормотал Петрович. – Зрачки, говоришь…
Петрович налил в стаканчики коньяку, потом взял небольшое зеркало со стола, заглянул в него.
– Глаза как глаза. Немного наглые, но до тебя никто не жаловался. А ты – зрачки… – Петрович взял стаканчик. – Давай, за успех наших начинаний.
Лукаш стукнул своим стаканчиком о посуду Петровича и выпил.
– А давай усложним задачу, – сказал Петрович. – Вот я звоню на мобильник Николаше. Николаша? Карандаш под рукой есть? Отлично. Напиши десять чисел, от ноля до ста. Написал? Да, Лукаш тут. И ничего не детский сад. Написал? Теперь выбери три… нет-нет-нет… не три, а сколько хочешь чисел и обведи их кружком. Готово? Даю трубку Михаилу.
– Привет, – сказал Лукаш в телефонную трубку. – Учти, я не виноват. Это он сам с ума сходит. Нажрался коньяку и барствует.
– Диктовать? – спросил Николаша.
