подновлять. – Да-с, каждому начальству угодить надобно. Вот помню, нам в училище наш ротный командир рассказывал, как он еще молодым офицером служил на Кавказе, ждали смотра начальника артиллерии Кавказского военного округа генерала Баумгартена. Командир батареи и офицеры волновались, стараясь, чтобы нигде не было ни сучка, ни задоринки. Собрались в канцелярии, чтобы обсудить-с, не упущено ли чего-либо. В это время подали пробу и кашевар, добродушный малый и большой сердцевед, видя их волнение и хлопоты, сказал: «Не извольте беспокоиться. Так что, Оне смотрят только, чтобы хорошо через кобылу прыгали, и чтобы борщ кислый был…» И он оказался прав. Но это – в мирное время. На днях в крепости столкнулся с капитаном Лисыновым, командиром четвертой батареи. Он рассказывал, что во время стрельбы ему телефонируют из цитадели с категорическим требованием немедленно доложить о наличии покрасочных средств. Он им отвечает, что ведет бой, доложит позднее, а те грозятся судом за невыполнение приказа. Потребовалось вмешательство полкового командира, чтобы господа интенданты успокоились, милостиво разрешили окончить стрельбу по германцам, а потом доложить по интересующему вопросу…
Глава 34
Стоило появиться в расположении, как ко мне подошли Оладьев с Михалычем.
– Неважнецкие дела, Денис Анатольевич. – Сергей Дмитриевич выглядит озабоченным. – По всей казарме ходят разговоры о близкой сдаче крепости. Только малая часть, в основном старослужащие, готова воевать. Молодые, недавно призванные, кричат во всю глотку о том, что в плену лучше, чем в окопах. Более того, появлялась пара каких-то агитаторов, чуть ли не митинг устроили, мол, во всем виноваты царь и генералы с офицерами. Дескать, гонят нас, бедных-несчастных, как скотину, на убой, а сами жируют с кровушки солдатской.
– Могу вам сказать, Сергей Дмитриевич, что среди офицеров – примерно такие же настроения, с той только разницей, что во всем виноват тупой комендант Бобырь, дурак и трус… Наши как?
– Мы заняли одну сторону казармы, держимся все вместе. – Михалыч спокоен и невозмутим, прям, Чингачгук какой-то. – К нам подкатывали, интересовались настроением, спрашивали, что да как.
– И что?
– Да ничего. Послали их… куда Макар телят не гонял. А чтоб неповадно было вдругорядь лезть, мои казаки с погранцами спор устроили, кто кого в рукопашке одолеет. Выборных бойцов выставили. Тока без оружия. Ну, как на базе, занятия проводили. До сих пор вона балуются.
– А вот это – молодцы! Здорово придумали!.. Значит, вот что… Нам здесь, наверное, только переночевать придется, а там – пойдем дальше. Крепость больше двух дней не протянет, сами видите. Поэтому с утра иду к начштаба, попробую дать радиограмму нашим в штаб. Ну, а дальше – собираемся и уходим. Если повезет, с нами пойдет 249-й Дунайский. Их полковой командир сейчас думает: оставаться или нет. Ужинаем сухпаем, если не будет других вариантов. На ночь надо будет выставить дежурных, мало ли что…
Разговор сам собой прервался, когда зашли в отведенную роте часть каземата. На свободном месте между нарами шел ожесточенный бой… почти без правил. Двое погранцов, сняв сапоги и ремни, боролись, как я понимаю, за звание чемпиона казармы по рукопашному бою. Оба уже красные, потные, тяжело дышащие, сошлись снова. Видно, взыграл гонор, и никто не хочет уступать. Но самое интересное было в том, что их окружала толпа солдат, и не только моих. Соседи тоже пришли посмотреть на бесплатный цирк. Отовсюду, даже с верхних нар, где расположились счастливчики, занявшие лучшие места, неслись азартные выкрики.
Наконец, один из бойцов допустил промашку, был пойман на болевой, и ему пришлось хлопнуть по полу, признавая поражение. Конец схватки отозвался ревом голосов. Блин, хоть шапку по кругу запускай – озолотиться можно! Недавние соперники обнялись, хлопнули друг друга по плечам и собирались уступить место следующей паре, но из толпы «гостей» раздался голос:
– Постой, паря! Со мной сойдешься? – Вперед, отдав кому-то фуражку и расстегнув ремень, выходит какой-то незнакомый унтер, которого местные «фанаты» поддержали одобрительным гулом.
– А не боишься, дядя? – Разгоряченный погранец оборачивается к новому поединщику.
– Ты меня сначала завали, а уж потом я тебя бояться буду. – Унтер, не торопясь разувается и двигается вперед.
– Ну, как знаешь. Только чтоб обид не было, ежели что. – «Чемпион» идет ему навстречу…
Ой, нарвется сейчас мой обалдуй! Унтер, дождавшись захвата, плавным движением обтек противника и в свою очередь попытался провести удушающий. Нет, не зря я гонял их до седьмого пота! Накрепко вбитое на тренировках движение, – и унтер падает… Но в падении умудряется подбить ноги противника. Так что на пол грохнулись оба… Никогда не считал себя азартным человеком, но сейчас поддался настроению толпы. Хотя, впрочем, не я один. Вон, Михалыч непроизвольно двигает плечами, примеряя схватку на себя, Оладьин тоже не остается равнодушным, глаза горят, что те фонарики. Хотя мне больше интересны унтеровские движения. Что-то похожее на казачий стиль, но в то же время неуловимо отличающееся в деталях…
Бой между тем уже закончился. Победой унтера к радости соседей, выразившейся в громком, торжествующем рёве. Погранец прижат к полу, рука на болевом удержании. Отпущенный победителем, встает, разминает кисть и локоть, виновато смотрит на свою группу поддержки. Так, а не размяться ли мне лично?
– А со мной, унтер, слабо?
– Дык это, вашбродь… Нельзя нам. Подсудное ж дело, ежели что…
