ослышалась, да и в принципе не ясно, к чему было такое заявление: естественно, я еще не жена, мы должны были пожениться, как я понимаю, завтра, в день моего двадцатилетия. То есть да, на данный момент я еще, конечно же, не жена Вихо, и это, по-моему, должно быть совершенно ясно всем, кто способен мыслить логически. К чему вообще какие-то проверки?
– Мадди, – ладонь Роутега скользнула по моей щеке, пальцы коснулись волос, – меня напрягает твое молчание.
Меня напрягает твое поведение! Жутко напрягает! Не говоря уже о том, как сильно пугает.
– Роутег, – я постаралась говорить ровно, не позволяя прорваться панике, плещущейся в сознании, – прости, пожалуйста, если я сейчас нарушаю очередное прокля… э-э… традиционное правило или по незнанию потрясаю устои вашего чертово… вашего нечеловеческого общества. Но не мог бы ты мне конкретно и точно сказать, что происходит?
На губах оборотня промелькнула снисходительная улыбка, и он поинтересовался:
– Что именно тебе не понятно, Мадди?
Его пальцы соскользнули вниз по прядям, оглаживая плечо, руку, проскользнули между моими пальцами, легко сжав их в итоге. Почему-то от этой непонятной ласки дрогнуло, словно его пронзило током, а затем забилось быстрее сердце.
– У тебя кардиостимулятор? – сипло спросила я.
Заметно удивившись, оборотень поинтересовался:
– От чего столь странное предположение?
– Ты иногда бьешься током, – осторожно разрывая соприкосновения наших рук, произнесла я.
Роутег улыбнулся, отпустил меня, отошел на шаг и спросил:
– Так что конкретно тебе не понятно, Мадди?
Сложив руки на груди, постаралась быть предельно честной и откровенно ответила:
– Твое поведение. Ты старался не прикасаться ко мне вовсе, демонстрируя брезгливость, и… мне было понятно почему – все-таки я девка Вихо.
При этих словах лицо Роутега дернулось, но он промолчал, и я продолжила:
– И вдруг после какого-то неясного заявления Керука ты полностью изменил линию поведения, надышался моими волосами и облапал все, что только мог облапать. Так вот мне лично безумно интересно узнать – какого дьявола?!
Я все же сорвалась на крик.
На мой возглас Роутег отреагировал, слегка поморщившись, затем спокойно произнес:
– Ты девственница.
Он это произнес так, словно одно это слово все объясняло. Оно, может, и объясняло, но вот явно не мне. Разведя руками, я молча продемонстрировала, что мне лично ничего не ясно. Роутег оценил мою пантомиму и пояснил:
– Ты правильно заметила – к девке Вихо мне было противно прикасаться. И когда стало ясно, что… Впрочем, не суть. Проблема в том, что я оборотень, и как оборотень, естественно, реагирую на запахи, поэтому старался не дышать тобой, совершенно не испытывая желания ощущать на тебе запах Вихо. Но ты девственница, более того – кэтери, то есть на тебе даже нет метки. Нет ничего удивительного в том, что меня это обрадовало.
Что?!
– В каком смысле «обрадовало», Роутег? – потрясенно спросила я.
Он странно посмотрел на меня. Так, словно я не понимаю очевидных вещей, но мне действительно было совершенно не ясно, о чем он и при чем вообще проблема моей девственности. Видимо осознав это, Повелитель Истэка произнес:
– Я бы в любом случае смирился с его запахом на тебе, у меня бы не было выбора, а когда нет выбора, Маделин, подарки судьбы радуют особенно.
И он улыбнулся. Эта улыбка смягчила черты его лица, даже блеск серебряных глаз словно стал приглушеннее, а затем Роутег добавил:
– Жаль, что ты человек в гораздо большей степени, чем оборотень, – приходится объяснять прописные истины и проявлять терпение там, где давно уже место иным, гораздо более приятным вещам.
– К примеру? – выдохнула я.
– Речь о сексе, – предельно прямо ответил оборотень.
После того как он это произнес, я несколько секунд молча смотрела на Повелителя народа Истэка. Да, после последней его фразы меня начало накрывать осознание причин изменения его поведения. И от этого стало откровенно тошно.
– Маделин? – позвал Роутег. – Тебе еще что-то непонятно?
– Ну почему же, – глухо произнесла я, – теперь мне совершенно понятно, что ты, узнав о том, что Вихо меня не попользовал, с радостью решил исправить это упущение.
Оборотень промолчал, но его глаза хищно сузились, взгляд стал привычно холодным. А я почему-то не могла молчать, очень боялась, что, стоит погрузиться в свои мысли, начнется истерика. Вероятно, поэтому и продолжила бессмысленный и дурацкий разговор:
– Чем девственница отличается от «кэтери»?
