Джил, который вел машину на минимальной скорости, рассматривая город, включил сигнал поворота.
– Вы сигналите белкам? – спросила Тиль.
Джил усмехнулся:
– Привычка.
Он подъехал к дверям гостиницы и, повернувшись, посмотрел на Тиль.
– Забавно, но вы думаете о том же, о чем думаю я, – сказал он. – Мне тоже пришла мысль остановиться здесь ненадолго.
– Великие умы мыслят в сходных категориях, я полагаю, – засмеялась Тиль.
– Да, это будет круто. У меня будет по крайней мере один сосед, с кем я буду знаком.
– Один из четырех, вероятно, – пошутила Тиль, выбираясь из внедорожника.
Дверь вестибюля была не заперта. Тиль осмотрелась в темноте и заметила тележку для багажа.
– Как найдете место, сразу станете устраиваться? – спросила Тиль, пока Джил помогал ей погрузить в тележку Уилсона; ей придется по одному перевозить членов своей семьи в комнату.
– Мы, наверное, как и вы, устроимся где-нибудь на ночь, а уж завтра поищем постоянное жилье.
– А почему бы вам не остаться здесь?
– А мы не помешаем? – спросил Джил. – Если вам нужно много места, мы запросто найдем себе другую гостиницу. Здесь их множество.
И он махнул в сторону, вдоль улицы.
– Мне кажется, моей семье было бы интересно ради разнообразия видеть новые лица, – сказала Тиль.
Ей и самой хотелось видеть новые лица. Особенно, если эти лица могли бы с ней поговорить. Когда твои близкие постоянно молчат, ты чувствуешь себя более одиноким, чем если бы ты был совсем один.
Нэт Кинг Коул выводил на стереопроигрывателе «Белое Рождество», в то время как Тиль крепко держала чашку, из которой через трубочку Уилсон в пять глотков поглотил крепко сдобренный специями егг-ног – рождественский напиток из сырых яиц напополам с молоком.
Горло Тиль сжал комок. Она едва сдерживала слезы. Поток воспоминаний о прошедших празднованиях Рождества накрыл ее, обнажив душевные раны, к которым она уже притерпелась. Еще в прошлом году Чантилли и Элия попытались продержаться и не заснуть всю рождественскую ночь, но в четыре или в пять рухнули и проспали до полудня следующего дня. А пять лет назад, ровно день в день, Уилсон натянул на себя костюм Санта-Клауса и побежал через задний двор прямо к лесу, а дети пришли в полный восторг оттого, что увидели такое чудо.
Песня закончилась.
– Чей черед выбирать музыку? – спросила Тиль вымученно радостным голосом.
– Эриэл, я думаю.
Джил вскочил с места, демонстрируя энергичное веселье, хотя улыбка на его лице застыла гримасой. Он поставил какую-то мальчиковую группу, их рождественскую песню. Он стоял возле стерео слишком долго, и Тиль заметила, что его плечи слегка содрогаются. Оказывается, Джил плакал.
Потом он выскользнул в кухню, так и не повернувшись.
– Еще немного егг-нога? – спросила она Уилсона, взяв его чашку со стола и выходя вслед за Джилом. Тот, скорчившись, сидел на полу и беззвучно рыдал. Когда Тиль, успокаивая его, положила ему руку на плечо, он поднял к ней мокрое от слез лицо с покрасневшими глазами.
– Я так по ним скучаю! Меня разрывает скорбь, и я чувствую себя виноватым, потому что скорблю по еще живым.
– Я знаю, знаю, – кивнула Тиль.
Она опустилась рядом с ним, прислонившись спиной к ящикам кухонного шкафа.
Джил отвязал полотенце, висевшее на ручке плиты, и вытер глаза, хотя дыхание его все еще прерывалось сухими всхлипами.
– Иногда я сомневаюсь, что поступаю правильно. Мне страшно оттого, что Сизон вдруг заговорит со мной, в самый последний раз, и скажет: «Отпусти меня, ибо я в аду».
Тиль сидела молча. Много раз и она думала о том же, но отгоняла от себя эти мысли.
– Но я ничего не могу предпринять, – продолжал Джил. – Что тут можно сделать, если не знаешь, чего они хотят?
Три часа Тиль сдерживала слезы, но теперь они полились рекой.
– Я говорила о Элии и его синдроме гиперактивности?
Джил отрицательно покачал головой.
– До того как он подхватил вирус, он не мог спокойно усидеть и минуты. То, что происходит с ним сейчас, для него, наверное, абсолютное мучение.
Мысль о том, что ее дети никогда не смогут двигаться, ударила ее с новой силой.
– Это выше моих сил – видеть их в таком состоянии, – проговорила с трудом она. – Это для меня такая боль!
