Хаос: отступление?

который оставил своего сына на произвол судьбы, набил чемодан деньгами и улизнул. Что он выжил, женился, дал приплод, сожалел, но так и не вернулся. Мог вернуться, но не вернулся.

И отец одурачил своего сына, и заставил его поверить.

И сын его потратил свою жизнь на фантазии, и научил своих Детей поклоняться своему отцу, который был куском дерьма, а ГОСПОДЬ смеялся и смеялся.

Получается какая-то нелепая история.

История, которая не объясняет, почему произошло чудо.

Возможно, думает Исаак, Авраам принял предупреждение Бога за совпадение, а возможно, он солгал этому новому сыну о том, что обманул старого.

Кайл ничего не знает о матери Исаака и не знает, куда она делась. Это хорошо. Исаак уже разгадал загадку своей матери: оставив его, она его спасла, и это означало, что Бог наставил ее – приказал ей – так поступить, как приказал и Аврааму.

Исаак не верит мальчишке, не может и не должен ему верить, он говорит, чтобы мальчишка не упоминал больше об этом, и уж точно не говорил об этом кому-нибудь другому, и мальчишка соглашается, так что утром, когда Исаака разбудили чириканье птиц и настойчивость собственного мочевого пузыря, остается лишь гадать, не приснилась ли ему эта история.

История не могла быть правдой и мальчишка не может быть тем, за кого себя выдает, но Исаак разрешает ему остаться, даже предоставляет ему постель в доме Фомы.

– Чего ты от меня хочешь? – среди ночи спросил его Исаак – или же вообразил, что спросил.

– Я ничего не хочу, – сказал Кайл, и слова его звучали так, будто он и вправду так считает.

– Тогда почему ты здесь?

Кайл пожал плечами. – Мне же нужно было куда-то пойти. Решил, что это будет интересно. Приключение, если вы меня понимаете.

Исаак не понимает, что такое приключение, поскольку жизнь не позволяла ему такой роскоши. Это вроде того, когда дети ищут опасность ради опасности, что подтверждало ему конец того мира, который пришел и ушел. Но иногда он по нему скучал.

Он полагает, что сказал Фоме, чтобы тот пригласил Кайла у него остановиться.

Но, возможно, Фома решил это сам и сказал Исааку постфактум. Он не помнит.

Исаак знает, что Иосифу это в любом случае не понравится. Не понравится и женам Фомы – ни молодой и красивой, ни старой и злой. А вот дети, несмотря на то что их вышвырнули из постели и заставили спать на полу, были в восторге от Кайла, требуя, чтобы он задал Три вопроса и уложил их спать.

– Когда я был маленьким, я тоже должен был каждый вечер задавать три вопроса, – говорит им Кайл. – Странное совпадение, правда?

– Каждый должен задавать три вопроса, – торжественно говорит самый младший, Иеремия. – Таков закон.

– Ты что, дурак? Это каждый знает, – говорит Илий, подражающий своему дяде Иосифу.

Исаак наблюдает за ними от дверей, но уходит, прежде чем дети успевают задать свои вопросы. Этот вечерний ритуал он сам же и ввел, но ему никогда не нравилось за ним наблюдать. – Прекрати задавать свои идиотские вопросы, – снова и снова повторяла ему мать. – Да что с тобой такое? – спрашивала она, когда он не мог остановиться, но как остановиться, если ты хочешь все знать? Три вопроса были компромиссным вариантом, ежедневным десертом, три вопроса задавались лишь тогда, когда он благополучно укрывался под одеялом, три вопроса приберегались до темноты, никогда не пропускались и задавались перед сном; именно так Исаак узнавал о мире, и именно так, по его мнению, дети и должны узнавать о мире – в темноте, по три вопроса в день. Тем не менее он предпочитает этого не видеть, поскольку предпочитает не вспоминать. Для Иосифа, Фомы и девочек он возложил эту обязанность на их матерей.

Их матерей уже нет в живых, но это неважно. Как сказал бы Кайл, история не об этом.

Проходят дни. Фома обнимается с чужим, Иосиф его игнорирует. Исаак слишком много думает о прошлом. В дневные часы он старается не оставаться с мальчишкой наедине, но ночью мальчишка сам приходит – это происходит слишком часто. Тот мальчишка, который его племянник. Исаак отвечает на его вопросы о Детях в ранние, тяжелые дни, когда они были заперты, ожидая, что небо расчистится и земля позовет их домой, но сам никаких вопросов не задает. Однажды ночью Кайл проскальзывает в дом и садится возле его кровати:

– Три вопроса – мне это очень нравится. А каковы были бы ваши вопросы?

В снах Исаака он теперь снова ребенок. Действительно ребенок, а не мудрец в теле мальчика, которого ему пришлось изображать после падения неба, не вундеркинд, который воспринял отцовское пророчество так, словно это была вспышка молнии, и, наэлектризованный, стал совсем другим. Он смутно видит во сне то время, когда он жил со своей матерью в маленькой комнате над складом, где воняло сырой рыбой и вовсю сновали тараканы –  реальные, которые выскакивали из диванных подушек и проскальзывали в дырку в носке любимой туфли, и воображаемые, которые ползали по нему, когда