Дитбольд снова прочистил горло:
– Дивлюсь я, твое величество. Недолго ты в нашем мире, но уже явил себя как истинный король. Все сделанное тобою разумно, во всем тебе удача. Казна полна, войско прибывает с каждым днем, нерадивые советники исчезли, народ утихомирился и бунтовать не помышляет. И вот я…
– Прости, перебью. – Клим оторвался от созерцания скелета. – Я, видишь ли, дело одно поручил министру Гаммеку, и пока о результатах мне не доложили. Может, Гаммек пропал, как и наш казначей? Может, его и правда съели? Что с ним? И где пребывает сир Жинус? Загляни-ка, мудрейший, в свой магический шар.
Чародей кивнул, придвинул к себе хрустальную сферу, что-то прошептал и всмотрелся в мельтешение смутных картин. Лоб его пересекли морщины, в изумрудных глазах вспыхнул и погас огонек.
– Странно, повелитель, очень странно… Сира Жинуса нигде не могу найти. А что до Гаммека, так его возок уже у нехайской границы. Два возка, – уточнил чародей. – В одном сир Гаммек с супругой, в другом сундуки с их добром.
– В Нехайку сбежал, свистун! Вот дурачина! – Клим потянулся к посудине с вином. – Ладно, дьявол с ним, сам схожу в «Гнилые кости»… А скажи-ка, кудесник, где у нас мастер Авундий? Мерзкий тип! Вот этого точно нельзя из вида выпускать!
Дитбольд снова забормотал над шаром и вдруг отпрянул – хрустальная поверхность потемнела, словно запорошенная угольной пылью. Мрак казался вязким и густым, и никаких изображений, даже искры света, видно не было.
– Не ведал, что он колдун! – с удивлением признался Дитбольд. – Сам колдун или кто-то его прикрывает. И с таким искусством, государь, что мне сквозь защиту не пробиться!
– Ладно, разберусь без магии, – пригубив вина, Клим представил мастера Авундия в пеньковом галстуке и усмехнулся. Потом молвил: – Так о чем ты хотел спросить?
– О том, кто ты был в своей реальности, – произнес старый чародей. – Разум у тебя государственного мужа. Правил ли ты какой-то страной или многолюдным городом? Решал ли дела войны и мира? Судил ли злых за их проступки и награждал ли добродетельных? Имел ли славу, почет и признание у своего народа?
Что имел, так два шиша и сбоку бантик, подумалось Климу. Ни ордена, ни квартирки, даже самой завалящей. Одна радость, что звезда на погоне побольше, чем у лейтенантов.
Но вслух он сказал совсем другое:
– Я солдат, Дитбольд. Не государственный муж, не правитель и не судья – просто солдат, и чин у меня не мелкий, не крупный, а средний. Военачальник над тремя десятками бойцов. Особая команда, мудрейший. – Он кивнул на скелет орка в шкафу. – Охотились мы на ублюдков вроде этого. Где найдем, там устаканим, – прикончим, если говорить понятнее. Вот с этим делом я знаком.
– Военачальник! – с энтузиазмом воскликнул маг. – Военачальник! Совсем неплохо! Воистину, твое величество, очень нам не хватало такого короля! Прежний-то ратным умением был небогат.
– Зато в ином удачлив, – заметил Клим. – Слышал я, что везло ему с погодой, как соберутся неприятели в набег, так непременно грянет буря либо наводнение. Случай? Или в этом твоя мудрость подсобила?
Дитбольд покачал головой.
– Увы, государь! Бури и наводнения во власти Вышних Сил, темных или светлых, а я могу вызвать только дождик или легкий ветерок. Орков этим не остановишь, тут нужны копья, мечи, храбрые воины и полководец вроде тебя. Ты, должно быть, обучался с юных лет воинскому ремеслу?
– Ошибаешься. – Клим печально вздохнул. – Обучался я у наших мудрецов совсем другим занятиям.
– Каким? Поведай, твое величество.
– У меня, сир Дитбольд, диплом театрального критика и киноведа. Врубаешься, нет?.. Объясню понятнее. – Клим опять вздохнул. – Полагалось мне смотреть представления лицедеев и говорить, хороши они или плохи. Еще писать об этом особые грамоты. А в будущем, – он мечтательно прищурился, – мог я и до ящика добраться, выскочить на экран с авторской программой… Эх, не получилось!
Седые брови Дитбольда полезли вверх.
– Зачем судить о лицедеях, сир? Их и так всякий видит! Если шут или арфист хорош, бросят ему монету, а если плох – тухлое яйцо. У любого человека есть глаза и уши.
– Есть, но не такие зоркие и чуткие, как у критика, – возразил Клим, вздыхая в третий раз. На миг ожили в памяти студенческие годы, будто вчера он сел к столу, раскрыл тетрадь с конспектом и услышал голос доцента Корзуна по прозвищу Коржик. Что он читал? Кажется, театр в русской критической мысли… Хорошо читал! Аксаков, Куманин, Аверкиев, князь Шаховской…
Ну и что? – спросил он себя. Из умных слов шинель не сошьешь, дом не построишь. Хотя и жалко!
Дитбольд смотрел на него, покачивая головой.
– Думаю, государь, ты верно сделал, выбрав воинскую стезю. Ибо в руках воина меч и щит, а руки говорящего о лицедеях пусты.
– И карманы тоже, – добавил Клим. – Но не будем о печальном. Нынче я король, и в моей стране всякий подданный должен трудиться на благо отчизны.
