– Что, Авундий? Ловко внучок тебя сделал?
Овальное зеркало у двери полыхнуло багровым. Возникший в нем старец выглядел иначе, чем обычно: борода расчесана наподобие трезубца, на жидких волосах – венец в виде огненных языков, брови насуплены, взор полон грозного величия. Сейчас он казался если не владыкой зазеркалья, то по крайней мере одним из князей, правящих миром за гранью реальности.
Авундий вздрогнул и пал на колени.
– Экселенц… Не ожидал столь высокого визита… Желаешь понаблюдать за моим усердием? Как я взыщу с червя земного?
Старец огладил бороду:
– Этот червь – мой родич, так что не слишком усердствуй. Очень перспективный юноша! Полагаю, надо оставить его там, где он находится.
– Но договор… – вякнул было Авундий.
– Договор сгорел. – Клим, пребывая в ошеломлении, об этом позабыть никак не мог. И потому повторил для ясности: – Нет у него договора!
Поднявшись с колен, гость пронзил его злобным взглядом:
– Договор уничтожить нельзя, ибо это предмет нетленный. Глупец, ты можешь плеваться огнем сколько угодно! Договор не бумага или пергамент, а нерушимое соглашение между человеком и Князем Тьмы. И здесь я его представитель! Я в своем праве, и я заберу душу и тело хайборийского короля!
– Полегче, полегче, – донеслось из зеркала. – Я же сказал, что внучок мой – юноша перспективный. Нельзя лишать его карьерного роста. Сегодня он король, а завтра – император. За императора, Авундий, тебе же будет больше бонусов.
– Только за великого, экселенц. Обычно императоры идут по разряду королей.
– А кто сказал, что он не станет великим? За ближайшие лет пятьдесят завоюет эльфов, орков и всех пиндосов с запада… Чем не Наполеон? Хорошо поднимешься, голубь мой! Уж я походатайствую перед Князем!
Авундий щелкнул пальцами, вернув себе пристойный вид: черный сюртук, черные штаны, черные штиблеты. Потом в сомнении поскреб темя.
– Пятьдесят лет! А если он за это время добрых дел натворит? Заступятся ведь за него! Сам знаешь, экселенц, бывали такие случаи.
– Не натворит. Мое семя, злодейское… Вот недавно он девицу совратил, невинную обесчестил.
– Какую такую девицу? Жену свою, что ли? – завопил Авундий. – Так он же с ней законным браком сочетался!
– Это потом, – возразил старец, неодобрительно покосившись на Клима. – А когда совращал, она женой ему не была. Юная, невинная, да еще под мальчишку косила. Первостатейное злодейство, как ни посмотри. Почти содомский грех!
Клим, оскорбленный в лучших чувствах, раскрыл было рот, но тут же его захлопнул. Суть происходящего дошла до него: Авундий – мелкий бес, но в своем праве, а старец, неожиданный его родственник, хоть и с генеральскими звездами, да с законом не в ладах. Потому не приказывает, а уговаривает, и цель уговоров – спасти внучка от адской сковородки.
– Ты, Авундий, раскинь умишком-то, – продолжал зазеркальный старик. – Правила, конечно, святы, но жизнь – штука сложная, и понимающий в ней знает: без друзей-покровителей в верха не пробиться. Ты кто таков? Ты свойственник Бегемота, да и то десятая вода на киселе. Род неважнецкий, и быть тебе вечно на побегушках. А при моем… гм… участии вдруг в гору пойдешь? Не так чтобы круто, но посодействую, посодействую… Вот, скажем, договор. Хитрое понятие! А пошло от того, что одни умеют договариваться, а другие – нет. И неумехам ничего не светит, ровным счетом ничего. Вечные они побегушники, коих чины и бонусы обходят. Понимаешь? Или нихт ферштейн?
Кажется, нихт, решил Клим, взирая на мрачную рожу Авундия. Слушать тот слушал, но явно упрямился, скалил зубы и посматривал на Клима с самым плотоядным видом. Джинн, сидевший на плече, зашептал: «Дыхни еще, повелитель! Стань поближе и дыхни, пока мощь не иссякла!» Но, похоже, дьявол огня не боялся, а жечь попусту его сюртук и брюки было смешно. Вся надежда на старика, мелькнула мысль. Может, и отспорит.
– Склоняешь к нарушению долга? – проскрипел меж тем Авундий. – Не выйдет, экселенц! Сам же на меня телегу накатаешь, и буду я как есть виноват. Раз вышел у нас спор, надо дело передать на рассмотрение Князю. Пусть он решит, что…
Но терпение старца кончилось. Борода его встопорщилась, венец на голове вспыхнул огнем, а голос сделался подобен грозному рыку дракона.
– Спор вышел, говоришь? У тебя со мной? – рявкнул он. – Ты, ничтожество! Мелкая вошь, бегемотово отродье! Я не спорил, я вразумлял идиота. Но не вразумил. Говоришь, дело передать на рассмотрение? Да кто тебя пустит в чертог Князя Тьмы! Кто услышит твое вяканье! Я тебя, перхоть, укатаю! В кикиморы разжалую! К гномам сошлю, на рудник! Будешь там сортиры чистить!
Мощная длань, поросшая густой темной шерстью, вдруг высунулась из зеркала, когтистые пальцы сомкнулись на шее Авундия, да так крепко, что тот выпучил глаза. Его приподняли и начали трясти, словно мешок с костями; болтались руки, ноги, полы сюртука, лицо позеленело, на губах выступила пена. Ай да дед! – подумал Клим с невольным уважением. Умеет вразумлять. Как бы не сделал беднягу инвалидом.
– Экселенц… – прохрипел Авундий. – Пощади, экселенц! Я… я все уже понял… довольно… молю тебя о покровительстве… и никаких претензий к твоему потомку…
– То-то же, – произнес старец и убрал свою волосатую лапу. – Значит, дельце с договором мы решили. Забирай свои благодеяния и проваливай! И чтобы внук мой больше о тебе не слышал! Даже если станет императором!
– Слушаю и повинуюсь, экселенц. – Авундий, расставив ноги, сидел на полу и с натугой ворочал шеей. – Даже если станет императором. Но с моей
