Спустя минуту, а быть может, и через пять минут я вдруг ощутил предупреждение, пробившееся сквозь мои оцепенелые чувства. Я повернул голову; однако за спиной моей ничего не было, тогда наклонившись влево, я заглянул в ту черную бездну, которая открывалась прямо под моим локтем. В этот миг всяческое рыкающее свиногласие смолкло, и я заглянул в недра черного эфира, из которых неторопливо всплывала бледная и далекая, огромная свиная морда.
Она росла и росла с каждым мигом. Неподвижная с виду, бледная свиная харя поднималась из неведомых глубин. Только тогда, в тот самый миг я окончательно понял, с каким чудовищем имею дело.
Быть может, целую минуту я взирал во тьму на эту тварь, парившую в великой дали подобием некой далекой планеты, повисшей в ошеломляющей пустоте. И тут ко мне разом, в единый миг, вернулась вся власть над собой и над своими способностями. Если чрезмерное напряжение наделило меня благодатной анестезией ошеломления, то внезапное явление этого высшего ужаса, напротив, вырвало меня из бездействия. Один-единственный момент вырвал меня из апатии и направил к спасению.
Я понял, что благодаря какой-то случайности далеко переступил все прежде знакомые мне пределы и оказался теперь на той почве, где не имеет права пребывать человеческая душа, и что через горстку ничтожных земных минут могу расстаться с жизнью.
О том, перешел ли Бейнс тот предел, за которым для него уже не было возврата, я не знал, да и не мог знать. Я осторожно положил его на бок между внутренними кругами — то есть между фиолетовым и синим — и он остался лежать, неторопливо похрюкивая. Опасаясь того, что страшный момент все же настал, я извлек пистолет. Следовало покончить с нашими жизнями еще до того, как эта тварь поднимется из глубин: ибо как только Бейнс в своем тогдашнем состоянии подпадет, если можно так выразиться, под индуктивные силы чудовища, он перестанет быть человеком.
И тогда случится, как это было с Астером, оставшимся вне Пентакля в деле Черной вуали, то, что можно назвать только патологической духовной переменой — иначе говоря, произойдет гибель души.
Тем не менее, нечто посоветовало мне не стрелять. Быть может, это покажется вам чем-то невероятным, но я уже намеревался убить Бейнса и остановила меня лишь полученная извне четкая весть.
Признаюсь, она вселила в меня огромную надежду, ибо я понял, что в происходящее с нами вмешались силы, управляющие вращением внешних сфер. Однако сам факт такого вмешательства еще раз показал мне, в какую духовную опасность попали мы, ибо эта непостижимая защитная сила вмешивается в нашу жизнь лишь для того, чтобы стать между душой человека и чудовищами внешнего мира.
Получив это известие, я распрямился как хлыст и повернулся к бездне, ступив над фиолетовым кругом прямо в жерло тьмы. Я пошел на этот риск, чтобы добраться до своего пульта, оставшегося на стеклянной полке под крышкой стола. Я не мог избавиться от ужаса, овладевавшего мной при мысли о том, что я могу упасть прямо в эту жуткую черноту. Ноги мои ступали по твердому полу, однако я как будто ступал над черной пустотой, подобной открывшейся под моими ногами беззвездной ночи, и харя приближавшейся Свиньи маячила где-то далеко под моими ногами… безмолвная и немыслимая тварь из бездны — бледная, всплывающая наверх свиная морда, обрамленная немыслимой чернотой.
Два быстрых и нервных шага позволили мне оказаться возле находившегося в центре комнаты стола, стеклянные ножки которого явно покоились ни на чем. Я схватил свой пульт, выдвинул эбонитовую пластину, на которой находился выключатель голубого круга. Питавшая этот контур батарея находилась справа в ряду из семи батарей, причем каждая из них была помечена буквой, соответствовавшей цвету ее круга, так что в миг необходимости я мог моментально выбрать нужную мне.
Схватив переключатель с буквой «Г» на нем, я получил достаточно суровое предупреждение о тех неведомых опасностях, которым я подвергался, совершая свое короткое путешествие в два шага: жуткое головокружение внезапно возвратилось, какой-то страшный миг я видел все вокруг, словно сквозь мутное стекло или воду.
Под моими ногами где-то вдалеке маячила Свинья, которая странным образом сделалась привлекательнее на вид и много ближе… она казалась уже колоссальной. Получалось, что она приблизилась ко мне буквально за один миг. И тут вдруг мне показалось, что я перемещаюсь вниз всем своим телом.
Я ощущал, что жуткая сила стремится столкнуть меня в это жерло, однако напряжением всей своей воли я нырнул в скрывавшее все вокруг дымное облако и достиг фиолетового круга, внутри которого передо мной лежал Бейнс.
Там я опустился на корточки и, вытянув обе руки перед собой, подцепил ногтями указательных пальцев эбонитовое основание голубого круга и приподнял его, но так осторожно, чтобы, когда эбонитовая пластина достаточно оторвалась от пола, запустить под нее кончики пальцев. Я постарался, чтобы пальцы мои не заходили дальше внутренней стороны светящейся трубки, располагавшейся на двухдюймовом основании из эбонита.
Я распрямлялся крайне неторопливо, поднимая с собой край голубого круга. Ноги мои находились между синим и фиолетовым кругами, и только голубой круг отделял меня от внезапной смерти; поскольку если бы трубка лопнула под тем необычным напряжением, которое я прилагал к ней в тот миг, мы с Бейнсом немедленно переселились бы в иной мир.
Итак, друзья, можете представить себе, как я себя чувствовал. Пальцы, в особенности кончики их, и запястья мои неприятно покалывало, голубой круг странным образом вибрировал, словно под напором неведомых частиц в немыслимом числе бомбардировавших его. А вокруг светящихся стеклянных трубок на пару футов от моих рук кипело облачко крошечных искр, образовавших необычайное гало.
Переступив через синий круг, я толкнул голубым кругом медленно кружившую черную облачную стену, отчего вокруг трубки побежали бледные вспышки. Они разбегались в стороны, пока не достигли того места, где голубой круг пересек синий, и там замерцали, производя резкий треск.
Я медленно и осторожно продвигался вперед с голубым кругом, и тут произошло самое неожиданное: стена облака отступила от него и как будто бы поредела. Опустив свой край круга на пол, я переступил через Бейнса и шагнул прямо в жерло преисподней, перенося над столом другой край круга. Эбонитовые пластины скрипели, словно бы собираясь немедленно переломиться, однако кольцо выдержало.
Вновь поглядев в недра этой тьмы, я увидел под собой жуткую и бледную голову Свиньи, охваченную кружком непроглядной ночи. Меня поразило то, что она слабо светилась… каким-то гнилостным собственным светом. И находилась совсем рядом — относительно, конечно. Никто не мог бы определить расстояние в этой черной пустоте. Снова взявшись за край голубого круга, я наполовину выставил его за пределы синего. Потом я подхватил с пола Бейнса и перенес его на часть пола, огороженную голубым кругом. Потом я поднял круг и перенес его вперед настолько быстро, насколько смел это сделать, поеживаясь при всяком скрипе соединений, непривычных к подобному обращению. И все это время подвижная облачная стена отступала перед краем голубого круга так, как если бы ее выдувал невидимый и неслышимый ветер.
Время от времени над голубым кругом стали мерцать неяркие искры, и я уже начинал опасаться, что он может не выдержать моих усилий, пока я не вытащу его целиком за пределы общего круга защиты.
Я надеялся, что как только это произойдет, все сверхъестественные напряжения вокруг нас прекратятся и снова сконцентрируются вокруг колец под притяжением отрицательных напряжений.
Тут за моей спиной что-то резко стукнуло, и задребезжал голубой круг, уже полностью перенесенный мной за пределы фиолетового и синего кругов и оставленный на полу. В тот же самый миг по комнате прокатился негромкий раскат грома, за которым последовал непонятный мне рык. Черная кружащая пелена вокруг нас просветлела, и комната вновь стала видимой, только видеть в ней было нечего, кроме характерного мерцания синего света, пробегавшего над полом.
Обернувшись к своей защите, я увидел, что она окружена черной кружащей стеной тумана, снаружи казавшейся совершенно странной. Она напоминала слегка подрагивавшую широкую трубу, сотканную из черного облака и протянувшуюся от потолка к полу, а сквозь нее я иногда замечал с той или иной степенью ясности очертания синего и фиолетового кругов. И тут комнату вдруг наполнило жуткое присутствие, придавившее меня весом ужаса, содержавшего в себе самую суть духовной смерти.
Стоя в голубом круге на коленях возле Бейнса, временно ошеломленный и охваченный параличом интеллекта, я не мог найти дальнейшего пути к спасению, и в тот миг это было мне безразлично. Я понимал, что только что избежал немедленного уничтожения, и был настолько возбужден, что меньшие ужасы вызывали у меня безразличие.
Бейнс все это время спокойно лежал на боку. Перекатив его на спину, я постарался рассмотреть его глаза, стараясь ни в коем случае не заглядывать прямо в них, поскольку если мой подопечный уже пересек тот предел, из-за которого не возвращаются, он мог быть опасен. То есть, если заблудшую часть его существа уже потребила Свинья, Бейнс должен был сделаться духовно доступным для нее и мог представлять уже не более чем плотскую оболочку, оставшуюся от человека, заряженную излучением чудовищного это Свиньи, и потому являть собой то, что я за неимением лучшего определения назову духовной заразой, каковая лучше всего передается взглядом и способна вызывать чрезвычайно опасное воспаление мозга.
Я обнаружил в глазах Бейнса выражение крайнего расстройства, обращенного внутрь; собственно не выражение, а рефлекс, переданный от ментального ока физическому глазу и как бы приводящий его в состояние задумчивости, а не зрения. Не знаю, понятно ли я выразился? И вдруг изо всех сторон комнаты вновь послышался топот копыт, производя впечатление того, что тысяча или более свиней от полной неподвижности перешли в безумное бегство. Вся буйная волна животного звука как будто бы направлялась к по-прежнему кружившей и подрагивавшей трубе черного дыма, поднимавшейся от пола до потолка по периметру фиолетового и синего кругов.
Звуки вдруг смолкли, и я увидел, как из середины моего защитного круга поднимается нечто. Поднимается упорно и неторопливо… бледное и огромное, разрывавшее колыхавшуюся и кружившую облачную трубу… чудовищное и мерзкое рыло, восставшее из неисповедимой бездны… Оно поднималось все выше и выше, делалось подобием отвратительного холма. За поредевшей облачной завесой я увидел один маленький глаз… с тех пор я не могу посмотреть на глаз обыкновенной свиньи, не вспомнив этого ощущения. Глаза той Свиньи пылали пламенем ада, и злобное знание сверкало из их глубин.
И тут внезапно мной овладел жуткий ужас, ибо я заметил начало того конца, которого страшился все это время… за медленным кружением облачной завесы фиолетовый круг оторвался от пола. Его зацепило и подняло чудовищное рыло.
Напрягая зрение, пытаясь разглядеть совершавшееся внутри колыхавшейся облачной трубы, я увидал, что фиолетовый круг тает, и ручейки фиолетового огня стекают по обе стороны бледного рыла. И когда он расплавился до конца, атмосфера в комнате преобразилась. Черная труба вспыхнула тусклым и мрачным багрянцем, густой красный свет наполнил все помещение.
Изменение это было похоже на то, как если бы я смотрел через цветное стекло на какой-то источник света и стекло это вдруг вырвали из моей руки. Однако чувства донесли до меня еще одну перемену. Жуть, появившаяся в комнате, оказалась совсем рядом с моей душой. Понимаете ли вы это? До этого мгновения она просто угнетала меня — так, как перспектива смерти смущает дух в один из холодных и мрачных дней. Но теперь присутствие этой жути превратилось в непосредственную угрозу, я воистину ощущал приближение мерзости. Это было жутко, жутко и непереносимо.
И тут Бейнс зашевелился. Впервые с того момента, как он уснул, оцепенение оставило его, и, перекатившись на живот, он по-звериному встал на четвереньки, а потом рванулся с места через голубой круг прямо к твари, находившейся внутри моей защиты.
