— А теперь, — завершил свой рассказ доктор, — обратимся к сути этого дела. Если бы мы могли в точности знать, чем именно было гружено то старинное судно, если бы знали расположение различных грузов, знали, как палило его солнце и в течение какого времени, знали еще один-два фактора, о которых можно только догадываться, то могли бы понять химию жизненной силы, джентльмены. Не обязательно происхождение ее, учтите это; но, по меньшей мере, мы смогли бы сделать крупный шаг в эту сторону. А знаете, мне в известной степени даже жаль, что налетел тот шторм… в известной степени, конечно. Это было удивительное открытие… но в то же время можно лишь радоваться тому, что оно прошло мимо меня. Удивительный был шанс. Я часто гадаю о том, почему монстр очнулся от своего оцепенения? И эта грязь! И мертвые свиньи в ней! Наверное, это было что-то вроде сети, джентльмены. Много чего попадалось в нее. Это…
Старый доктор вздохнул и кивнул.
— Если бы только я мог заглянуть в судовой журнал того старинного корабля, — проговорил он, не скрывая сожаления. — Если бы… я мог бы узнать из него нечто полезное. Но все же…
Он вновь стал набивать свою трубку.
— Думается мне, — закончил он, глянув на нас серьезными глазами, — думается мне, что мы, люди, в лучшем случае являемся сборищем неблагодарных бродяг! Но… но какая была возможность! Какая возможность, а?
Голос в ночи
Ночь выдалась темной и беззвездной. Мы штилевали в северной части Тихого океана. Нашего точного положения я не знаю, ибо солнце долгую, утомительную и душную неделю скрывалось за тонкой дымкой, парившей над нами прямо над верхушками мачт, иногда спускавшейся пониже и ложившейся на окружавшее нас море.
Поскольку ветра не было вообще, мы закрепили руль, и на палубе, кроме меня, не оставалось ни одного человека. Наш экипаж, состоявший из двоих мужчин и мальчишки, спал на носу в собственном логове; в то время как Уилл — мой друг и хозяин маленького суденышка — валялся на своей койке, находившейся по левому борту в нашей маленькой каюте.
И вдруг из окружавшей нас тьмы до моего слуха донесся крик:
— Эй, на шхуне!
Крик оказался настолько неожиданным, что я не ответил на него сразу — из-за большого удивления.
Голос послышался снова — странным образом гортанный и даже нечеловеческий, он взывал ко мне из недр ночного моря, раскинувшегося по левому борту нашего судна:
— Эй, на шхуне!
— Эгей! — выкрикнул я, успев несколько прийти в себя. — Кто ты? И чего тебе надо?
— Не надо бояться, — ответил странный голос, поскольку обладатель его явно отметил нотку смятения в моем тоне. — Перед тобой всего лишь старик.
Пауза показалась мне странной; и лишь впоследствии я понял ее подлинный смысл.
— Тогда почему бы тебе не подплыть поближе? — спросил я несколько раздраженным тоном, поскольку мне не понравился этот намек на то, что я могу чего-то там испугаться.
— Я не могу этого сделать. Это не безопасно. Я… — Голос умолк и настала тишина.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, не скрывая более удивления. — Почему это не безопасно? Где ты находишься?
Какое-то мгновение я прислушивался, однако ответа не последовало. И подчинившись мгновенно возникшему нечеткому и непонятному мне самому подозрению, я торопливо подошел к нактоузу и достал из него зажженный фонарь. Одновременно я стукнул каблуком по палубе, чтобы разбудить Уилла. А потом вернулся к борту, чтобы бросить узкую полоску желтого света в непроглядную даль, начинавшуюся за бортом нашего судна. Сделав это, я услышал глухой и негромкий вскрик, за которым что-то плеснуло — словно весла вдруг опустились в воду.
Тем не менее, не могу сказать, будто увидел нечто определенное; скорее мне показалось, что когда свет только лег на воду, на ней что-то было, было и немедленно исчезло.
— Эй, там! — крикнул я. — Хватит дурачиться!
Однако ответом мне стал только плеск воды у бортов удалявшейся лодки.
Тут я услышал голос Уилла, доносившийся от заднего люка:
— В чем дело, Джордж?
— Иди сюда, Уилл! — позвал я.
— В чем дело? — спросил он, оказавшись на палубе.
Я рассказал ему о происшедшем странном разговоре. Задав мне несколько вопросов, он какое-то мгновение помолчал, после чего поднес руки к губам и крикнул:
— Эй, на лодке!
Издалека до нас донесся едва слышный ответ, и мой товарищ повторил свой зов. Наконец после короткой паузы мы услышали негромкий плеск воды под веслами, после чего Уилл крикнул еще раз.
На сей раз мы получили ответ:
— Уберите свет.
— Черт меня побери, если я так сделаю, — пробормотал я; однако Уилл сказал, чтобы я выполнил пожелание голоса, и я убрал фонарь под фальшборт.
— Приблизься к нам, — сказал Уилл, и снова зазвучали удары весел. Они стихли, когда до лодки осталось примерно с полдюжины фатомов.
— Причаливай, — воскликнул Уилл. — У нас на борту тебе нечего будет бояться!
— Обещай мне, что вы снова не выставите свет?
— Что это с тобой случилось такого, — взорвался я, — что ты адски ненавидишь свет?
— Это потому… — начал, было, голос и умолк.
— Так почему же? — торопливо переспросил я, и Уилл опустил руку на мое плечо.
— Помолчи-ка минуту, брат, — проговорил он негромко. — Позволь это сделать мне.
Он перегнулся через поручень.
— Слушай сюда, мистер, — сказал он, — странная у нас с тобой выходит история, ты сваливаешься нам на голову прямо посреди чертова океана. И как мы должны догадаться о том, что ты намереваешься учинить? Ты говоришь, что, кроме тебя, в твоей лодке никого нет. А как мы проверим твои слова, если не глянем на тебя… а? Кстати… почему ты все-таки не любишь света?
Когда он договорил, весла заплескали снова, и голос прозвучал уже с большего расстояния, причем теперь уже с полной безнадежностью и душераздирающей печалью:
— Мне жаль… очень жаль! Мне не следовало бы беспокоить вас, но я голоден, и… она тоже.
Голос растаял вдали, и снова заплескала вода под неровными ударами весел.
— Остановись! — выкрикнул Уилл. — Я не хочу прогонять тебя. Вернись! Мы будем держать свет укрытым, если он так не нравится тебе.
Он повернулся ко мне.
— Чертовски странная история; однако, по-моему, бояться здесь нечего?
В голосе его прозвучал вопрос, и я ответил:
— Согласен, наверное, бедняга потерпел здесь кораблекрушение и съехал с панталыку.
Звук весел приблизился к нам.
— Поставь-ка фонарь в нактоуз, — проговорил Уилл, перегнулся через поручень и прислушался.
Поставив фонарь на место, я вернулся к своему другу. Плеск весел остановился примерно в дюжине ярдов от нас.
— Не причалишь ли теперь к кораблю? — спросил Уилл ровным тоном. — Я убрал фонарь в нактоуз.
— Я… не смею, — ответил голос. — Не смею приблизиться. Я даже боюсь заплатить вам за провизию.
— Ну, ладно, — проговорил Уилл и задумался на мгновение. — Разрешаю тебе взять столько, сколько сможешь унести…
Он снова задумался.
— Вы очень добры, — воскликнул голос. — Да вознаградит вас Господь, который все видит…
Неведомый собеседник умолк.
— А как насчет… дамы? — спросил вдруг Уилл. — Она…
— Я оставил ее на этом острове, — проговорил голос.
— На каком острове? — спросил я.
— Я не знаю его названия, — ответил голос. — И была бы на то моя воля, ей-богу…
Он не договорил, словно бы осадив себя.
— Не надо ли послать за ней шлюпку? — спросил тут Уилл.
— Нет! — с необычайным пылом возразил голос. — Ей-богу! Нет! — После недолгой паузы он продолжил тоном, полным достойной укоризны:
— Лишь из-за нашей нужды осмелился я… больно было смотреть на ее страдания.
— Я — забывчивое чудовище! — воскликнул Уилл. — Кем бы вы ни были, подождите немного, и я принесу вам еды.
Спустя пару минут он вернулся с полными руками всяких съестных припасов и остановился у борта.
— Вы можете подойти к борту, чтобы принять вот это? — спросил он.
