и взглянула потеплевшими глазами:
– Ты очень внимательный. И терпеливый. И добрый. Ты же знаешь, как наша девочка к тебе относится?
– Да. Даже знаю, как относишься ко мне ты, хоть и прикрываешься своим пси. Я не в претензии и понимаю, это – бизнес.
Виктория перестала улыбаться и грустно опустила глаза:
– Не обижайся на меня, с сегодняшнего дня буду всегда для тебя открытой, – она отцепилась от Лены и чуть отодвинулась, а правую руку положила себе на грудь, – просто здесь долгие годы – пусто. И не знаю, будет ли когда-нибудь иначе, но хочу тебя кое-что попросить. Ты меня в разговорах с Леной называешь человеком, каким-то таким и каким-то сяким. Подумай на досуге, может быть, мне хочется и, может быть, получится стать просто женщиной.
– Хорошо. Мне не надо думать, прекрасно понимаю, о чем речь.
– Ал, извини, но мои чувства – это не «бизнес», – встряла Лена и насупленно взглянула из-под бровей.
– Не сомневаюсь ни одной секунды, но все равно, объяснись.
– Еще раз извини, ты мне не безразличен с той минуты, как увидела. Не знаю, что случилось. Ты – без ног, и мне казалось, что в этом случае люди чувствуют ущербность. Да, я тогда ложилась спать, и вдруг мне так захотелось осыпать, залить, окутать тебя своим вниманием! Чтоб ты отвлекся от проблем и ощутил свою нужность. Для меня, для нас.
– Ерунда какая, мне и в голову никогда не могло прийти, что я – человек ущербный, – оттолкнулся спиной от двери, сделал два шага и оперся левой рукой на плечо Виктории, а правой погладил Лене лицо и волосы.
– Но ты не обижаешься на меня? – покачивая головой из стороны в сторону, тихо спросила.
– Нет, но удивляюсь немного.
– Ура! Я тебя люблю!
– Стоять! – выставил указательный палец ей перед носом. – Не начинай по-новому.
– Все равно, ура, – теперь тихо прошептала Лена, а Виктория обняла меня за плечи левой рукой. Наверное, для моей устойчивости.
– Что-то не понял, золотко, вы чего приехали?
– Как чего? Пострелять!
– Так почему стоим, открывай шкаф и выбирай оружие.
Последующие два часа прошли в радостном возбуждении. Всегда считал, что к оружию с уважением и почитанием относятся только люди военные и любящие свою профессию и это, как правило, мужчины. А нет! Мои девочки восприняли это стреляющее железо, все равно что дети свои самые любимые и желанные игрушки. Если пистолеты разделили быстро, то из-за винтовок чуть не поругались: вот на этой – камуфляж нанесен более симпатично, а на этой – менее (лично я никакой разницы не увидел). В этом споре победила натура более молодая и нахальная.
Как только оружие было разобрано, перерегистрировал на них выбранные номера и эту информацию отправил в базу данных муниципалитета. Затем, скинул инструкции по эксплуатации и дал разрешение пользователей, то есть каждый из нас троих имел возможность воспользоваться любым имеющимся оружием без ограничения друг для друга.
Потом все оружие разбиралось, собиралось, протиралось и руками гладилось. Снарядили по пять пистолетных и пять шнековых магазинов, но себе набил только два шнека десятки. Думаю, достаточно. Подогнали по своим фигурам разгрузки с карманами на четыре магазина, на пояс нацепили кобуры и паучеры. Кобуры предложил разместить на животе чуть левее с наклоном ствола под тридцать градусов влево – вниз. И выхватывать удобно и сидеть в кресле не будет мешать.
Себе кобуру нацепил за спиной слева, тоже с наклоном под тридцать градусов, точно так же и бластер носил. В таком положении сидеть удобно, в спину не давит, а заводишь левую руку чуть назад – и в ладонь ныряет рукоять.
Антон, который встречал нас на гравике у входа, уронил челюсть, когда увидел меня, ковыляющего с палочками, в сопровождении двух вооруженных и очень опасных стройных амазонок в высоко шнурованных ботинках, в камуфлированных одежде и бейсболках, в противосолнечных очках-черепахах. Они вытащили из своего транспорта контейнер для пикников, переставили к Антону, и мы коллективно отправились веселиться.
Сегодня в карьере бахнуло двести двадцать пять огнестрельных выстрелов из пистолетов, по тигриному проурчало очередями и фыркнуло одиночными и двойными – семьсот пятьдесят снарядов семерки и сто двадцать десятки.
– Знаешь, Алекс, классные женщины. Как стрелки, так, обе хорошие, – заметил Антон, опуская монокуляр. – А глядя издали со спины, даже не определишь, кто из них старше, а кто младше.
– Вон та, которая слева – Виктория, ей шестьдесят три года.
– Моей жене – семьдесят три, и у нас двое маленьких сыновей, а ее дети, родившиеся до первого омоложения, уже стали дедушками и бабушками. Так что жить твоей Виктории еще лет сто, а если заработает десять миллионов, то все сто восемьдесят. А выглядеть она будет не хуже любой другой молоденькой красавицы. Удачный выбор.
– Благодарю за «одобрямс».
